Дневники
Жаворонкова Андрея Константиновича

1938-1941

Малое Алфёрово и округа

Четырнадцатая тетрадь

Май 1941 г.

6 мая. Вторник. Вот наступили последние роковые дни учебного года. Осталось учиться ровно 10 дней. 10 дней! Возможно, это будут для меня последние школьные дни. Не буду сидеть на школьной скамье. А пойдёт новая, совершенно новая жизнь, трудная жизнь. Господином своих действий будет не учитель, не мать, а я сам – Андрей Жаворонков. Многое будет зависеть от самого себя. Вот где встречаются жизненные трудности.

Последние дни я должен готовиться усиленно к испытаниям. Обратить внимание:

1) Немецкому языку (статьи, глагол)

2) Физике

3) Геометрии

4) Алгебре (решать задачи, логарифмы)

С математическими предметами трудновато. Преподаватель мстительный за прошлый год.

7 мая. Среда.

Был в Издешкове, где с ребятами сдавали П.В.К.О. Сдал на отлично. В школе был вечер, посвященный детской олимпиаде. Я зачитывал стихотворения, написанные Михаилом Петровичем Ипполитовым. Много грусти в них. Но стихи замечательные.

На вечере было скучновато. Пора мне бросить грустить, а надо влюбляться. Любить и больше никаких гвоздей! Тогда я буду счастлив, горд, как шотландец, щедр, как писатель, как герой.

Домой шли втроях: Вася, Вася и я. Спали вместе на одной постели. Во сне видал неприятное – Войну. Я убил Пименова Колю, Васю Федотова. Вася поранил меня в палец большой. Кровь шла, и мне было больно.

8 мая. Четверг.

Дул сильный, холодный, резкий ветер. Дрожь пробирала по телу. Пахло не маем, а декабрём. Ветер раскрыл мой дворец, наделал больше заботы и печали в такой период, когда нельзя отлучиться от книги, когда мозг работает усиленно.

9 мая. Пятница.

Проснулся в 8 часов. В комнате светло. Я подумал, что лампа горит белым светом. Глянул в окно, а на улице, на полях – снегу, снегу!!! Трудно сказать! Вот наступила зима! Лыжи!

Я спросил у матери: Какой месяц? – Май. Я удивился. Тучи идут низко. Чувствуется свежесть. И что-то другое.

Настроения нет, потому что нет погоды.

Идя в школу, слышал голос кукушки. Ку-ку, Ку-ку, Ку-ку. В её голосе чувствуется какая-то загадочность, таинственность и волшебство. До 12 ночи разговаривал с Тяпочкиным Павлом. О политике, о мужиках, Младовых, об учёбе.

Сегодня к нам на вечер приходили куракинские девчата. Пришлось постоять с Таней. Она говорила, что мы не можем любить друг друга. Большая разница в годах: я с 1922 года, а она – с 1927. Она говорила: «Я молода, и этим делом мне заниматься не стоит». Со мной на «Вы». Первую я встретил, которая рассуждает более или менее правильно.

Ночь была лунная, светло было так, что можно читать газеты. Холодновато. Я был распряткой, без пальто и развязкой. Продрог как следует. Но под одеялом скоро согрелся.

11 мая. Выходной день. Воскресенье. Ходил чистить тын. Начистил около 2-х возов. Полную зиму, свыше 5 месяцев я не был в лесу.

Какая прелесть! Какой поэтический вид! Как действует на человеческую душу! Лес мой – лечебница, где забываются всякие злодеяния и делаешься ребёнком с новым сердцем. Как хорошо! Как очаровательно в лесу! Звуки деревенских петухов слышны в отдалённости. И это наводит: кажется, что я – путешественник, долго не слыхал их звуков, и мне радостно.

Сколько здесь птичьих голосов, как они переливаются, какая мелодичность получается при этом обстоятельстве образа действия. Голоса: соловья цоканья и закат, жаворонка, малиновки, синицы, кукушки, скворца – брата соловья. Мох зазеленел, поднялся. Можно отдыхать, как на персидском ковре, на котором вышиты узоры – шишки сосны ели.

Выбранное мною место – оно лучше любого господского сада, парка, театра. Это историческое место. Оно похоже на блюдце, опрокинутое вверх дном. На этом дне растут великолепные сосны, маленькие ели и небольшие осинки. По бокам – ели, на север очень частые, и место тёмное.

Это место я должен оформить. Естественному виду прибавлю искусственного. Произойдёт сплав. А сплав крепче, легче, выгоднее. Ну лугу написать лозунги: «Россия!», «Родина-мать!», «Природа – свобода!», «Народ!», «Мысли!», «Любить и быть любимым», «Звезду», «Серп и молот». Всё это будет сделано из шишек. Недавно я читал в одном из альбомов: «Природа – холодное школьное выражение». Что это? Я понять не могу. Кто писал – человек или сумасшедший дурак?

Природа – всеобъемлющая материя. Природа – сама жизнь! Природа жива. Всё в ней так полно, так хорошо устроено: не делает скачков, а идёт вперёд постепенно, избегает противоречивого и вредного, не обременяет себя излишне; она довольствуется имеющимся, переходит от более лёгкого к более трудному; всячески себе помогает, пускает корни глубоко. Природа – великая сила, человек – мираж природы. В ней так удовлетворено собою, так ясно, но понять трудно, и мы это понимаем и любуемся этим. В то же время природа возбуждает какое-то сладкое беспокойство, какую-то тревогу, даже грусть, лишь потому, что законы природы написаны для нас иероглифами доисторическим человеком. Понять их очень и очень трудно. Тот, кто их понимает – есть мудрец.

12 мая. Понедельник. Свыше 8 месяцев не играл в волейбол. Сегодня первый раз сразился на площадке. Играли до тёмного вечера. Наша команда то проигрывала, то выигрывала.

Толкачёв недобросовестно спорит. Доводов не признаёт.

На трассе остановились бойцы. Их много. Трудно сказать, сколько, но тысячи. Пушки, винтовки, пулемёты, кавалерия. В их лагере пришлось побыть. Сперва чувствовал что-то особое, торжественное, а потом обычное.

15 мая. Четверг.

Сегодня вечером я пошёл в Горлово, где ожидала меня с нетерпением Тормозова Паша. Она охотно пошла со мной, взяла меня за руку, обнимала, прижимала, целовала, нежничала. Нет ли здесь коварных замыслов?

Если она действительно полюбила меня так естественно, то я могу принять её предложение охотно и буду любить, проводить счастливо дни юности. Я должен разогнать свой аскетизм.

Ночь была холодноватая. Я прижимался к ней, и весь холод улетал. Пел соловей, куковала кукушка. Курлыкали лягушки. В эту пору молодым сердцам приходится влюбляться неожиданно, случайно.

Крепкий обоюдный поцелуй – и мы расстались. Домой шёл – подымалась из-за горизонта луна – огромная, медная, раскалённая докрасна.

Подошёл к дядиному окну, открыл его, напился берёзовику, закрыл и лёг спать. С трудом пришлось встать с постели. Мама выругала, как следует.

16 мая. Пятница. Уча физику, я задремал. Во сне увидал вороную лошадь, которая задними копытами ударила меня прямо в лицо. Мама говорит, что это так не пройдёт. Сам я опасаюсь двух гипотез:

1) Не ударит ли меня Паша Торомозова? Не опозорит ли меня?

2) Не ударит ли меня на испытаниях Александра Тимофеевна, ведь она напоминала прошлогоднее комсомольское собрание, где я защищал Михаила Тарасовича и привёл её в тупик. Она тогда сказала: «Да, я учу за деньги».

Сегодня кончилась последняя четверть. По математическим предметам и по немецкому – посредственно; по остальным предметам – отлично.

Многим девчатам давал рецензии и писал эпитафии – воспоминания о Голочёловской средней школе. Последний раз сегодня я сидел на школьной скамье. Как быть с испытаниями?

17 мая. Суббота. Больница. Врач осмотрел и заключил: здоровье хорошее, сердце работает нормально.

Когда осматривали девчат, я присутствовал и многих ослушивал биение сердца. У многих порок сердца, в особенности у учащихся 8 класса.

Врач дал мысль: думать об институте. Знакомство не мешало бы поддерживать. Он дал руку – мы пожали их крепко. В сердце появилась надежда. И эта надежда должна развиваться. Литераторы любили дружить с докторами.

18 мая. Воскресенье. Выходной день. Был на Уварове. Какая прекрасная умная Васина мать! Их дом – дом матери родной. Придёшь к ним, она заботится как о родном сыне: напоит, накормит. Пришлось задремать минут 10-15, но был разбужен голосом Павла, который узнал, что я нахожусь здесь.

В тёте Саше чувствовалась простота, естественность, и она напоминает мать Николая Дмитриевича – тётю Сашу. Васи не дождался, пришлось идти домой. Задумал и намерился пойти ровно в 6 часов. Но Васина сестра, Нася, не пускала, забегала вперёд, закрывала дверь, наконец, забавила меня в мяч. Она отняла у меня 40 минут времени.

19 мая. Понедельник. Маршрут дня: будка – Уварово – Алфёрово – Голочёлово – Горлово – Третьяково – Алфёрово (кровать).

Была консультация по алгебре. Завтра боевое крещение: самое трудное из испытаний – алгебра.

20 мая. Вторник. В школу шёл через лес, где развёл небольшой костёр и на огне испёк два яйца.

Звонок. Сердце бьётся не ровно. По телу пробегает дрожь незнайства, сердцу чувствуется, что пришёл час расплаты за многие невыученные уроки и за нерешенные задачи.

Александра Тимофеевна была справедлива. Она желала, чтобы я как и все, сделал задачи. Молодец. Мести мало имеет. Таким преподавателям место в советской школе. Задачи были нетрудные, но и нелёгкие.

Какая благодарность Толе Яковлеву. Ведь он мне продиктовал решение задачи на логарифмы. Он не эгоист. Он замечательный товарищ. Он сделал, решил первым, но не выходил, пока не решил я. Противоположное явление с Пименовым. Сделал и застучал кулаками в грудь: «Я сделал! Я решил!». Он эгоист и плут большой. А когда садился за парту, говорил: «Решу я – решат все». А сам первым покинул стены нашего класса; дескать, вот, мол, я первым решил, вот как я решаю... Его лозунгом жизни является «лишь бы мне было хорошо, а там хоть трава не расти». По алгебре поставили «хорошо». На горячий мой отклик: «Природа, слово за тобой», природа ответила, и небольшой мираж природы – Толя Яковлев, помог мне выкарабкаться из тины Алгебры. Эта крепкая натура будет долго храниться в памяти моей.

Вечером встречался с Пашей Тормозовой. Постоять пришлось минут 20. В ней есть что-то загадочное. «Могу ли я надеяться?», она ответила: «Возможно, можете...». Последний раз встречаюсь с ней в лесу. Потребую большевистского объяснения. Это будет выходной день.

21 мая. Идёт подготовка к геометрии. Тоже страшновато.

Погода стоит ясная, но ветреная. В окнах стёкла дребезжат так, как будто кто зубами стучит в сильную стужу. Воздух хорош, вкусен, как парное молоко.

22 мая. Сейчас испытания. Геометрию сдал на «хорошо». Вопросы и задачи в билете №16 были лёгкие.

Вечером встретился с Пашей Тормозовой. Она всё больше и больше нравится мне. Сколько я её поцеловал – трудно сказать.

23 мая. Пятница. До обеда проспал. После обеда был в лесу. Мне скучновато. Мне вспоминается, как мы были втроём: Петя, Саня и я. Скоро я буду вдвоём – с Пашей.

Смотрел кино «Иудушка Головлев».

Май 1941 г.

11 мая. Выходной день. Воскресенье. Ходил чистить тын. Начистил около 2-х возов. Полную зиму, свыше 5 месяцев я не был в лесу.

Какая прелесть! Какой поэтический вид! Как действует на человеческую душу! Лес мой – лечебница, где забываются всякие злодеяния, и делаешься ребёнком с новым сердцем. Как хорошо! Как очаровательно в лесу! Звуки деревенских петухов слышны в отдалённости. И это наводит: кажется, что я – путешественник, долго не слыхал их звуков, и мне радостно.

Сколько здесь птичьих голосов, как они переливаются, какая мелодичность получается при этом обстоятельстве образа действия. Голоса: соловья цоканья и закат, жаворонка, малиновки, синицы, кукушки, скворца – брата соловья. Мох зазеленел, поднялся. Можно отдыхать, как на персидском ковре, на котором вышиты узоры – шишки сосны ели.

Выбранное мною место – оно лучше любого господского сада, парка, театра. Это историческое место. Оно похоже на блюдце, опрокинутое вверх дном. На этом дне растут великолепные сосны, маленькие ели и небольшие осинки. По бокам – ели, на север очень частые, и место тёмное.

Это место я должен оформить. Естественному виду прибавлю искусственного. Произойдёт сплав. А сплав крепче, легче, выгоднее. На лугу написать лозунги: «Россия!», «Родина-мать!», «Природа – свобода!», «Народ!», «Мысли!», «Любить и быть любимым», «Звезду», «Серп и молот». Всё это будет сделано из шишек. Недавно я читал в одном из альбомов: «Природа – холодное школьное выражение». Что это? Я понять не могу. Кто писал – человек или сумасшедший дурак?

Природа – всеобъемлющая материя. Природа – сама жизнь! Природа жива. Всё в ней так полно, так хорошо устроено: не делает скачков, а идёт вперёд постепенно, избегает противоречивого и вредного, не обременяет себя излишне; она довольствуется имеющимся, переходит от более лёгкого к более трудному; всячески себе помогает, пускает корни глубоко. Природа – великая сила, человек – мираж природы. В ней так удовлетворено собою, так ясно, но понять трудно, и мы это понимаем и любуемся этим. В то же время природа возбуждает какое-то сладкое беспокойство, какую-то тревогу, даже грусть, лишь потому, что законы природы написаны для нас иероглифами доисторическим человеком. Понять их очень и очень трудно. Тот, кто их понимает – есть мудрец.

12 мая. Понедельник. Свыше 8 месяцев не играл в волейбол. Сегодня первый раз сразился на площадке. Играли до тёмного вечера. Наша команда то проигрывала, то выигрывала.

Толкачёв недобросовестно спорит. Доводов не признаёт.

На трассе остановились бойцы. Их много. Трудно сказать, сколько, но тысячи. Пушки, винтовки, пулемёты, кавалерия. В их лагере пришлось побыть. Сперва чувствовал что-то особое, торжественное, а потом обычное.

15 мая. Четверг.

Сегодня вечером я пошёл в Горлово, где ожидала меня с нетерпением Тормозова Паша. Она охотно пошла со мной, взяла меня за руку, обнимала, прижимала, целовала, нежничала. Нет ли здесь коварных замыслов?

Если она действительно полюбила меня так естественно, то я могу принять её предложение охотно и буду любить, проводить счастливо дни юности. Я должен разогнать свой аскетизм.

Ночь была холодноватая. Я прижимался к ней, и весь холод улетал. Пел соловей, куковала кукушка. Курлыкали лягушки. В эту пору молодым сердцам приходится влюбляться неожиданно, случайно.

Крепкий обоюдный поцелуй – и мы расстались. Домой шёл – подымалась из-за горизонта луна – огромная, медная, раскалённая докрасна.

Подошёл к дядиному окну, открыл его, напился берёзовику, закрыл и лёг спать. С трудом пришлось встать с постели. Мама выругала как следует.

16 мая. Пятница. Уча физику, я задремал. Во сне увидал вороную лошадь, которая задними копытами ударила меня прямо в лицо. Мама говорит, что это так не пройдёт. Сам я опасаюсь двух гипотез:

1) Не ударит ли меня Паша Торомозова? Не опозорит ли меня?

2) Не ударит ли меня на испытаниях Александра Тимофеевна, ведь она напоминала прошлогоднее комсомольское собрание, где я защищал Михаила Тарасовича и привёл её в тупик. Она тогда сказала: «Да, я учу за деньги».

Сегодня кончилась последняя четверть. По математическим предметам и по немецкому – посредственно; по остальным предметам – отлично.

Многим девчатам давал рецензии и писал эпитафии – воспоминания о Голочёловской средней школе. Последний раз сегодня я сидел на школьной скамье. Как быть с испытаниями?

17 мая. Суббота. Больница. Врач осмотрел и заключил: здоровье хорошее, сердце работает нормально.

Когда осматривали девчат, я присутствовал и многих ослушивал биение сердца. У многих порок сердца, в особенности у учащихся 8 класса.

Врач дал мысль: думать об институте. Знакомство не мешало бы поддерживать. Он дал руку – мы пожали их крепко. В сердце появилась надежда. И эта надежда должна развиваться. Литераторы любили дружить с докторами.

18 мая. Воскресенье. Выходной день. Был на Уварове. Какая прекрасная умная Васина мать! Их дом – дом матери родной. Придёшь к ним, она заботится как о родном сыне: напоит, накормит. Пришлось задремать минут 10-15, но был разбужен голосом Павла, который узнал, что я нахожусь здесь.

В тёте Саше чувствовалась простота, естественность, и она напоминает мать Николая Дмитриевича – тётю Сашу. Васи не дождался, пришлось идти домой. Задумал и намерился пойти ровно в 6 часов. Но Васина сестра, Нася, не пускала, забегала вперёд, закрывала дверь, наконец, забавила меня в мяч. Она отняла у меня 40 минут времени.

19 мая. Понедельник. Маршрут дня: будка – Уварово – Алфёрово – Голочёлово – Горлово – Третьяково – Алфёрово (кровать).

Была консультация по алгебре. Завтра боевое крещение: самое трудное из испытаний – алгебра.

20 мая. Вторник. В школу шёл через лес, где развёл небольшой костёр и на огне испёк два яйца.

Звонок. Сердце бьётся не ровно. По телу пробегает дрожь незнайства, сердцу чувствуется, что пришёл час расплаты за многие невыученные уроки и за нерешенные задачи.

Александра Тимофеевна была справедлива. Она желала, чтобы я как и все сделал задачи. Молодец. Мести мало имеет. Таким преподавателям место в советской школе. Задачи были нетрудные, но и нелёгкие.

Какая благодарность Толе Яковлеву. Ведь он мне продиктовал решение задачи на логарифмы. Он не эгоист. Он замечательный товарищ. Он сделал, решил первым, но не выходил, пока не решил я. Противоположное явление с Пименовым. Сделал и застучал кулаками в грудь: «Я сделал! Я решил!». Он эгоист и плут большой. А когда садился за парту, говорил: «Решу я – решат все». А сам первым покинул стены нашего класса; дескать, вот, мол, я первым решил, вот как я решаю... Его лозунгом жизни является «лишь бы мне было хорошо, а там хоть трава не расти». По алгебре поставили «хорошо». На горячий мой отклик: «Природа, слово за тобой», природа ответила, и небольшой мираж природы – Толя Яковлев, помог мне выкарабкаться из тины Алгебры. Эта крепкая натура будет долго храниться в памяти моей.

Вечером встречался с Пашей Тормозовой. Постоять пришлось минут 20. В ней есть что-то загадочное. «Могу ли я надеяться?», она ответила: «Возможно, можете...». Последний раз встречаюсь с ней в лесу. Потребую большевистского объяснения. Это будет выходной день.

21 мая. Идёт подготовка к геометрии. Тоже страшновато.

Погода стоит ясная, но ветреная. В окнах стёкла дребезжат так, как будто кто зубами стучит в сильную стужу. Воздух хорош, вкусен, как парное молоко.

22 мая. Сейчас испытания. Геометрию сдал на «хорошо». Вопросы и задачи в билете №16 были лёгкие.

Вечером встретился с Пашей Тормозовой. Она всё больше и больше нравится мне. Сколько я её поцеловал – трудно сказать.

23 мая. Пятница. До обеда проспал. После обеда был в лесу. Мне скучновато. Мне вспоминается, как мы были втроём: Петя, Саня и я. Скоро я буду вдвоём – с Пашей.

Смотрел кино «Иудушка Головлев».