Воспоминания
Прохоровой Анны Григорьевны
(1932 г.р.)

О деревне Никулино Бессоновского сельского совета

Анна Григорьевна рассказала:

Родилась я в деревне Ермолино, а жила до войны в деревне Никулино Бессоновского сельского совета – это 5 километров от Бессоново. В Никулино было 36 домов. По тем временам это была большая деревня. Отец мой умер, и мамка вышла замуж второй раз, переехав в Никулино. У матери было двое детей – я и брат мой Толя 1939 года рождения. Звали её Титова Ефросинья Евстигнеевна (1902 г.р.).

Деревня Никулино во время оккупации

Мне было 8 лет, когда в сельсовете объявили, что война началась. Как только война началась, отчима – Титова Никифора Васильевича, сразу призвали. Он провоевал всю войну – до Германии дошёл и вернулся домой.

Помню такое: был сенокос. Бабы на себе возили сено. Над ними летали и бомбили самолёты. Я боялась и кричала: «Мам, пошли, пошли домой! Домой!».

Начальная школа – четыре класса, находилась в Никулино. Располагалась она в бывшем помещичьем доме (кто был помещиком – я не знаю, никогда не слышала). Семь классов заканчивали в Бессоново, там была семилетка. Я пошла в школу в первый класс в тот самый год, когда война началась – осенью 1941 года. Но учиться не пришлось.

Как пришли немцы в деревню, помню. Пришли они к нам от Дорогобужского большака (от Старой Смоленской дороги), от Бушуково – приехали на мотоциклах. Как побегли немцы сразу по домам! В Нукулино было много наших солдат, они в школе стояли. Солдаты флаги белые на ружья навязали, стали сдаваться. Немцы всех их согнали в строй, оружие у них отобрали (поставили в кучу шалашиком). А мы были маленькие. Что нам? Нам по восемь лет было… Нам интересно было посмотреть. Стали мы бегать, хорониться и смотреть – что там происходит? Нам война нипочём была. Немцы нас за воротники повытащили из наших убежищ.

Немцы пробыли у нас недолго – дней десять. Заселились они по нашим хатам. На самом деле это были не немцы, а чехи (или чехославаки?). Для нас они все были немцы, потому что были в немецкой форме. Говорят они: «Матка, топи печку!». Мамка стопила печку. Картошки в мундирах им целый чугун наварила. Они принесли консервы в таких красных банках. Нам дали банку. У них подштанники были. Они надели на меня подштанники и завязали мне завязки под самым подбородком и говорят: «Киндер, носи!». Вот так побыли они в нашей деревне дней десять, не больше. Потом немцы пошли на большак, на Семлёво и больше в нашей деревне долго они не стояли. У нас комендатура осталась немецкая - в школе.

Председателя колхоза Новикова Тимофея немцы поставили старостой. Он был хорошим старостой, людям зла не делал. Но партизаны его расстреляли. Ни за что расстреляли. Только за то, что на немцев работал. Партизаны часто приходили в нашу деревню с большака, есть просили.

Немцы у нас не коварничали. Только финны были плохие. Как-то зашли к нам в избу финны и стали хватать мамку мою за глотку: «Матка, давай шпик, а то повесим!». Я побежала в комендатуру с криками, что мамку хотят повесить. Комендантом был чехословак. Как пришёл комендант! Так, как метлой повымел всех этих финнов! В деревне не осталось ни одного финна. Всех выгнали.

Десантники

Зимой 1942 года в Никулине спустили наших парашютистов – 6 человек. И в нашей избе они были. У нас была изба-пятистенка. Кто раненый из них был, у кого ноги были перебиты, у кого что… Сергей Павлович такой был – у нас на квартире стоял. Он жив остался. У Дуньки Духовниновой переводчик жил – тоже остался жив. Потом наши прилетели на самолёте и забрали всех парашютистов в Москву. Помню, что в нашей деревне был русский хирург. Долго он у нас находился. Он выкопал себе окоп в хлеве и долго жил в этом окопе. Немцы его не трогали, он всех лечил, и немцев тоже – перевязки им делал. А потом его забрали партизаны с собой и переправили на самолёте в Москву. Как его немцы искали! Всё перерыли! Немцы деревни вокруг стали жечь. Мы из своей деревни видели, как деревни вокруг горели. Столько вокруг было пожаров!

В Бессоново немцы сколько людей повесили!

Конец оккупации

У нас, в Никулино немцы были только заездом. Ямки наши откапывали. Пошарят, полазают, ямки наши поищут и дальше поедут. Однажды к нам пришли немцы, т.е. чехи из комендатуры и говорят: «Матка, мы уезжаем. Приедут к вам другие немцы. Где у тебя ямки закопаны? Давай получше перепрячем, а то детям есть будет нечего». И вот, чехи помогли нам перепрятать пшеницу, что под полом была спрятана. Всё это они вытащили и закопали в надёжное место. И всё это сохранилось.

Простые немцы были хорошие. Они нас не обижали. Но финны! Они мстили за финскую войну. Но их выгнали сразу, даже переночевать им не дали в нашей деревне. А немцы дуже не коварничали. Помогли они нам всё перепрятать, а потом попросили картошки им в мундире сварить. Мамка сварила. Они наелись и говорят: «Завтра у вас будет русский солдат».

Потом мы видели немцев, когда те отступали. Они к нам на лодках приехали. Наши наступали от Изборово (до Изборово от нас пять километров), а немцы были у нас в Никулино. Немцы отступали с боем. Партизан наших столько полегло! Нижнее и Верхнее Никулино разделяет горка. Вся горка была в трупах. Наши наступали от Изборово, а немцы косили их из пулемётов. Раненых своих немцы не бросали, а увозили на лодках. Деревню тогда сожгли. Жгли немцы дома в шахматном порядке. Наша изба сгорела, а школа осталась. Всего в деревне 6 домов осталось, остальное всё сгорело.

Немцы отступали одной дорогой, а мы побежали хорониться в другую деревню другой дорогой. Мама посадила меня и брата моего Толю на саночки и поехали мы. До Теляткова доехали – там остановились. А в Телятково даже и ни одного немца не было.

Во время войны мы не голодали, мы зерно сумели сохранить. Мамка молола зерно на ручной мельнице и пекла лепёшки. Голод был, когда немца прогнали. В 1946 году было особенно тяжело. Было страшно. И лебеду я ела, и крапиву ела, и мох ела.

Вот так вот война и прошла.

После войны: Никулино, Бессоново, Алфёрово

В школу я снова пошла уже после войны. Закончила только четыре класса. Война закончилась, мы пошли работать. Мне было четырнадцать лет – да и не было ещё четырнадцати, когда я начала работать. Сначала я работала в полеводстве. Всех маленьких собрали – кого молотить, кого полоть… Пахали и скородили на быках. Отчим пришёл с войны – нам корову дали.

После войны на трудодни давали зерно, пшеницу и 6 рублей на трудодень. Отчим, вернувшись с войны, сразу стал председателем колхоза в Никулино, но он был неграмотный. Поэтому меня поставили бригадиром. Так всю жизнь я и проработала бригадиром.

Потом я перешла на работу в Бессоново – тоже брагидиром. В Бессоново до войны была латышская коммуна. Когда латышей выгнали, организовался колхоз имени «Памяти Ленина». Председателем был Иванов. Бессоново было большое село, там было много домов барских. И церковь там была, и кладбище большое. После войны там была больница.

Познакомилась я с шофером и вышла за него замуж. Не дружили мы, не гуляли. Пришёл председатель колхоза и говорит: «Вот, невеста, Коля, тебе!». И прожили мы вместе 30 лет. Муж был рукодельный, дом сам построил.

В Алферово мы переехали в 1959 году. Мать моя продала корову и купила дом в Воровой. Дом стоил три тысячи рублей. Все стали переезжать поближе к станции, в деревнях вокруг Бессонова мало народу осталось. В Алфёрове была МТС. В Алфёрове я продолжала работать в животноводстве, на ферме бригадиром. На пенсию вышла в 1987 году.

Деревни Никулино теперь нет. Только поля остались, да и те зарастают. Наверное, домов пять ещё есть в Изборово.

---

(записано 26 июля 2010 г.)