Материал страницы был обновлен 21.10.2018 г.
Судьба
врача Рябининой-Яворовской
Антонины Ивановны
НЕ УНЕСЁННОЕ ВРЕМЕНЕМ
Константин Симонов писал: «Оборванность людских судеб – одна из самых трагичных черт войны». Долгое время в Алфёровском сельсовете (в настоящий момент Зимницкая поселковая администрация) в папке с документами, относящимися к Великой Отечественной войне, хранилась фотография девушки в военной форме с решительным взглядом. На обратной стороне надпись:
«1941 г. 32 армия особая рота медицинского усиления ОРМУ 23 Рябинина Антонина Ивановна»
На сайте Обобщенного банка данных «Мемориал» никакой информации о ней найти не удалось. Уже не было в живых людей, которые могли бы рассказать, каким образом эта фотография попала в папку со списками захороненных в братских могилах.
Какой же радостью было узнать, что это – не «оборванная судьба»! Рябинина Антонина Ивановна не только выжила, она, верная своему долгу врача, помогала выживать другим. Рассказали об этом члены «Региональной общественной организации содействия сохранению памяти воинов 2-й стрелковой дивизии Народного Ополчения Сталинского района Москвы», которые в 2015 г. совершили несколько поездок в Сафоновский район Смоленской области на места боёв 1941 года на этой территории. 27 февраля 2015 г. члены организации посетили посёлок Алфёрово и Алфёровскую школу, благодаря чему не оборвалась ниточка между прошлым и настоящим. В поездке тогда принял участие Владимир Леонидович Куликов - сын Антонины Ивановны Рябининой.
В октябре 1980г. Антонина Ивановна сама очень лаконично написала о себе:
«Я, Рябинина-Яворовская Антонина Ивановна 1913г. рождения, в г. Муроме, военврач 3-его ранга, старший лейтенант мед.службы. Участница финских событий. После выступления Советского Правительства по радио 3 июля 1941 года о том, что «Отечество в опасности», я, имея бронь, 5 июля добровольно ушла на фронт и сразу была направлена во 2-ю дивизию народного ополчения 32-й армии в ОРМУ № 23 ЧГ».
Теперь к этому можно добавить, что родилась она 22 июня 1913г. в семье авторитетного в Муроме мастерового Ивана Рябинина. Говорили, что умел он всё, а позолоченные им церковные купола до сих пор блещут и радуют город. В семье было шесть детей - три сына и три дочери. Антонина Ивановна начала свою трудовую биографию в 1929-м году на муромской ткацкой фабрике «Красный луч», где окончила и прифабрич ную школу ФЗУ. В 32-м году она уже работала на этом предприятии ткачихой и браковщицей и была активной комсомолкой. В 1931-м году Рябинина вышла замуж за житомирского белоруса Габриеля Францевича Яворовского. С этого момента она стала Антониной Ивановной Яворовской. В 1938г. пара распалась, однако официальный развод оформлен не был. Тем не менее, все последующие годы Антонина Ивановна поддерживала самые добрые отношения с сёстрами Яворовского. В 32-35 гг. по направлению она стала студенткой медицинского рабфака при 1-м Московском мединституте, а в 35-м перевелась на первый курс первого набора в новый вуз - Государственный московский стоматологический институт, который успешно закончила в 39-м году. Её оставили продолжить учёбу уже в ординатуре института. Врач-ординатор она до января 1940-го, а в феврале - уже лейтенант медслужбы. Антонина Ивановна возглавляла хирургическое отделение госпиталя в Териоки во время советско-финского военного конфликта. Она часто бывала на передовой для усиления деятельности медсанбатов на разных участках боевых действий. Впоследствии участникам финских событий настоятельно не рекомендовалось распространяться о той «малой войне». Поэтому и Антонина Ивановна мало позволяла себе что-то на эту тему говорить, лишь иногда вспоминала о жутком холоде, финских снайперах-«кукушках» и постоянных трудностях преодоления.
В сентябре 1940-го года Антонина Ивановна вернулась в Москву, и до июня 1941г. она - аспирант в том же стоматологическом институте.
22-го июня 41-го Антонина Ивановна Яворовская ждала небольшой круг друзей на нехитрое угощение по случаю своего дня рождения, но гости не собрались... А 5-го июля она уже старший лейтенант, военврач третьего ранга, и отбывает во 2-ю (Сталинскую) дивизию народного ополчения.
2 июля 1941-го года было принято постановление о мобилизации трудящихся Москвы и Московской области в народное ополчение. 2-я дивизия народного ополчения была сформирована в Сталинском районе Москвы. В начале августа дивизии народного ополчения сосредоточились на Ржевско-Вяземской линии обороны. 2-я ДНО была включена в состав 32-й армии. С начала сентября вплоть до первой декады октября 2-я ДНО занимала позиции во втором эшелоне обороны Резервного фронта западнее посёлка Издешково на берегах Днепра, прикрывая магистраль Москва-Минск по обе стороны. 7 октября 1941-го года при наступлении немецких войск со стороны Духовщины и со стороны Рославля большинство дивизий народного ополчения попало в окружение. 2-я стрелковая дивизия народного ополчения под командованием генерал-майора Вашкевича была назначена в прорыв в районе Богородицкого.
Антонина Ивановна вспоминала:
«Всё время мы выезжали в прифронтовые и фронтовые госпитали и военные части, где нужна была наша помощь. 5 октября начсанарм т.Брауде предложил коммунистам добровольно поехать на самую передовую линию фронта, где скопилось очень много раненых, а имеющиеся врачи не могут справиться с очень большим количеством раненых».
Врачи Яворовская и Торчинский дали согласие. Антонина Ивановна поинтересовалась, как быть с партийными и комсомольскими документами в случае опасности? Ей ответили, что есть указания нач.полит.отдела партийные и комсомольские документы уничтожить. Через 30 минут две машины с полным оснащением поехали на передовую линию огня: группа Яворовской - 2 медсестры и 4 санитара, и вторая группа врача Торчинского. На место назначения прибыли быстро. В нескольких палатках были организованы операционные. Это было недалеко от Минского шоссе, в деревне Бухоново.
Антонина Ивановна вспоминала:
«Приехав на место, мы застали за работой врача Шастина (общ. хирург из Москвы) и врача Каменецкую. Мы срочно заняли места за операционными столами и начали оперировать. Мы заменили Каменецкую, которая очень устала и кого-то другого. Три операционных стола и три врача. Раненые прибывали и прибывали: сначала после двух часов ранения, потом после 1,5 часов, потом после 1 часа и потом после 30 минут. Работали мы в палатке, где нас и бомбили, и обстреливали, т.е. работали в полном смысле в аду, падая от усталости. 6 октября нам стало известно об опасности окружения, но не подавая вида, мы продолжали спасать раненых, которых у нас скопилось около тысячи человек (960 человек). Во время удаления осколков из нижней конечности молодой офицер-москвич по имени Серёжа, узнав, что и я из Москвы, сказал мне: «Доктор, возьмите у меня финку и хоть ей будете обороняться, ибо немцы очень близко, спасайтесь...». Мы продолжали работать пять дней без отдыха, даже в ночное время. Стоять не было сил, под ноги подкладывали ватные подушки. Приехал на 4-ый день Брауде и просил, чтобы кормили врачей. Нас поили из поильников концентратами, больше какао и кофе. Нам выдали наганы, я отдала финку медсестре.
На пятый день снаряды разрывались совсем рядом, в палатке всё содрогалось, ничего не было слышно. Раненых было много. И вот к нам привезли раненого немца, у которого не было обоих ступней. Шастин с ним разговаривал по-немецки. Это был последний рабочий день. Получили приказ срочно эвакуировать раненых, а их было 925 человек. И ждать приказа о дальнейшем продвижении. Транспорта никакого. И вот мы, медики, вставали живой цепью и задерживали всякими способами проходившие машины, погружали раненых и медперсонал. Врачи и весь состав ОРМУ оставались на месте в полном составе. К глубокой ночи все раненые были эвакуированы.
Артиллерия затихла и началась изнурительная бомбежка - через каждые 20 минут налет 20-30 самолетов. В одном из интервалов подъехали машины, и ко мне обратился офицер с двумя шпалами, потребовал, чтобы я взяла раненых. Я заявила, что всех раненых отправили и ждем распоряжений. Он схватился за кобуру и приказал мне взять раненых.
Нам приказали ждать особого приказа, который мы получили 9 октября в 16 часов, как сейчас помню, написанный на клетчатой бумаге красным карандашом: «Проходите через деревню не позднее 12 часов, иначе проход будет закрыт». А приказ получили в 16 ч. И мы все же двинулись прорываться. Нас обстреливали, бомбили, все смешалось - люди, лошади, машины… В этот день я была легко ранена в руку и голову.
Ночью с 10 на 11 октября около нас появилось новое орудие, которое дало такой залп, что все задрожало. Мы все воспряли духом, что теперь прорвемся, но после второго залпа выяснилось, что снарядов больше нет. В ночь с 10 на 11 октября мы дважды прорывали немецкие заслоны, пытались вырваться из окружения. 11 октября днём немцы сосредоточили значительные силы, применив артиллерию, авиацию, и разгромили нашу колонну с обозом. Остатки колонн рассеялись».
«На следующий день нас бомбили с воздуха и с суши, массированные налеты нас измучили, подбили машину. После последнего боя поле было сплошь покрыто кровью и остатками людских тел. Это было страшное событие. Оставшиеся люди побежали в лес, но не прошло и нескольких часов, нас в лесу стали бомбить и обстреливать из минометов. Здесь-то меня и контузило в голову разрывной миной. Я пролежала двое суток без признаков жизни. Это произошло около деревни Мишино Семлёвского района. Бойцы несли меня на носилках, у всех была одна мысль - прорваться к своим, но мое здоровье ухудшалось, и бойцы упросили колхозников деревни Мишино взять и спрятать меня, т.к. они опасались за мою жизнь, да и их я обременяла».
Страшные бои под Вязьмой Антонина Ивановна не могла забыть всю жизнь. 2-й стрелковой дивизии (2-ой ДНО) выпала такая тяжёлая доля, что выжившим участникам тех событий об этом было очень трудно писать и очень тяжело вспоминать. Потери были огромны.
У деревни Мишино Семлёвского района Смоленской области Антонина Ивановна с группой бойцов оказалась 15 октября. Её спрятала у себя колхозница Надежда Смирнова. Она вывела врача Яворовскую из леса около деревни Мишино. Сняв с себя фуфайку, она одела её, а в руки дала ей дугу. В деревне в то время немцев не было, были только патрули. Так Антонина Ивановна попала в дом Смирновой. Та положила её на печку, где Яворовская провела две недели, до 7 ноября 1941-го года. В это время в деревне сгорел овин с необмолоченным хлебом. Немцам, приехавшим в Мишино, Надежда Смирнова говорила, что это её больная сестра, и немцы её не трогали. Приходившим к Смирновой в дом женщинам Антонина Ивановна советовала прятать вещи и бить скот. После приезда новых групп немцев Смирновой было опасно держать Яворовскую у себя, и она устроила её к своей родственнице, жене брата, Семёновой Екатерине Ниловне в деревню Чепчугово в 3-ёх километрах от Мишино. С 7 ноября по 18 декабря Антонина Ивановна жила у Екатерины Ниловны, у которой было трое детей, помогала ей в доме. Семёнова выдавала Яворовскую за эвакуированную сестру (настоящая сестра находилась в Москве). Дети Семёновой называли Антонину Ивановну тётей Тосей и говорили населению, что это родная «тётя». Часть населения знали, что это не сестра, но не выдали её немцам.
В Чепчугове Антонину Ивановну арестовали немцы. Она рассказала об этом так:
«За мной пришёл русский по имени Виктор, который обслуживал в этот момент немцев. Он знал немного немецкий язык и был у них за переводчика. Меня он отвёл в штаб или комендатуру, точно я не знаю, т.к. немцы только что приехали тогда в деревню. Немец спросил меня через переводчика: «Ты военнопленная, и почему пальто пошито из шинели? Где документы?». Я сказала, что эвакуирована из Москвы. Ехала к сестре, документов нет, погибли при бомбёжке.
Через переводчика немец передал, что я должна остаться на ночь у него. Мне стало плохо, тогда немец закричал, что «я не собираюсь на ней жениться». Семёнова, услышав разговор в открытую дверь, вмешалась в него, утверждая, что я - её сестра, ехала из Москвы. Через несколько минут меня освободили. Я ушла обратно с Семёновой, опять к ней в дом».
Вскоре Антонине Ивановне стало известно, что в Негошеве, рядом с посёлком Издешково много раненых, но нет врача. До Издешкова от Чепчугова 30 километров. Она решила ехать туда.
Осенью 1941 года, после тяжёлых кровопролитных боёв в Издешковском районе, после того, как наши войска отступили дальше к Москве, осталось много раненых воинов Красной Армии. Местные медицинские работники собирали раненых в разоренную амбулаторию, стены которой сохранились случайно. Они с помощью населения подбирали раненых и на полях, и в лесах, и везли и вели их в Негошево. Группой медиков, стихийно возникшей, негласно руководила зубной врач Татьяна Фёдоровна Карпухина. В группу входили санитарка Александра Филипповна Иванова (тётя Саша), акушерка Антонина Дмитриевна Булкина, санитарка Екатерина Семёновна Олимпьева. К ним и присоединилась врач Антонина Ивановна Яворовская. Она поселилась в семье акушерки Е.Ф. Прониной.
Антонина Ивановна так описала госпиталь в Негошево:
«Мы настлали на пол солому, положили на неё раненых и оказывали им помощь. Медикаменты и перевязочный материал частично нашёлся на складах местной больницы и госпиталя, а часть принесло население, т.к. в лесах оставалось много медицинского оснащения и медикаментов».
Медикаменты и перевязочный материал остались брошенными в лесах госпиталями, оказавшимися в окружении. Антонина Ивановна вспоминала:
«Раненые прибывали в ужасном состоянии, некоторые из них не перевязывались неделями, по бинтовым повязкам ползли черви и вши, от которых бинты стали серые. Перевязывать было нечем. Тогда тётя Саша и другие члены группы стали приносить свои простыни, полотенца и всё другое, что можно было порвать на бинты. Старые бинты тётя Саша со своей несовершеннолетней дочерью Лизой (ныне Елизавета Григорьевна Некрасова) забирали, стирали, обезвреживали, утюжили и приносили нам, врачам, для перевязки раненых. Позднее бинты стирали и другие члены группы.
То состояние, в котором к нам прибывали раненые, грозило вспышкой сыпного тифа. В лесах мы нашли, на своё счастье, очень хорошее мыло, оставленное нашими госпиталями, после чего устроили баню раненым, поочередно перемыли их, перестирали бельё и обмундирование, пропитанное кровью и гноем. Это предупредило тиф. Для питания раненых тётя Саша, Катя Олимпьева, Антонина Булкина и Татьяна Карпухина несли все свои продукты, а когда кончились их скудные запасы, стали ходить и просить продукты по деревням. Позднее мы, врачи, ходили в деревни или принимали больных в амбулатории, за что нам давали, кто что мог – кто кусок хлеба с лебедой, кто картошки. Это тоже шло раненым».
Так спасали раненых, оставшихся на полях битвы и в домах. Несколько тяжело раненых умерло, их похоронили. Большинство же выздоравливало, их старались устроить по деревням, где они оставались на поправку. С колхозниками была устроена связь через Иванову Алевтину. Из воспоминаний Антонины Ивановны:
«Опасность нависла над ранеными: многие начали поправляться, а уйти было некуда. Мы стали усиленно искать партизанские отряды, но не нашли. Посовещались, решили давать справки раненым, что они следуют к себе домой, и отправлять в окружающие деревни. И вот опять наша дорогая тётя Саша договаривается с жителями деревень Лукино и других и провожает туда поправлявшихся бойцов, спасая их от фашистских лагерей. И так тётя Саша спасла больше ста человек. Фашисты подозревали тётю Сашу и не один раз допрашивали, хотели расстрелять с дочерью Лизой, но случай, находчивость тёти Саши помогли им избежать гибели».
Кроме раненых бойцов больница обслуживала и гражданское население. Врач Яворовская оказывала всем медицинскую помощь честно и добросовестно.
Письма спасённого ст.лейтенанта Добрынина Н.С.
Добрый день!
Здравствуйте дорогие мои!
Суровый был 1941 г. для нашей родины, когда вероломный враг, нарушив наши границы, шёл в глубину нашей страны с армадой танков, самолётов, тяжёлые тогда вела бои наша армия, отстаивая каждую пядь русской земли, но под натиском врага гостям приходилось менять один рубеж за другим. В эти суровые октябрьские дни я тяжело раненый был оставлен в тылу, в вашем районе. Помнится мне день и час, когда колхозники из дер.Лягушкино привезли меня к Вам и сложили на солому в углу, в больнице, тогда Вы не знали меня ни звания, не фамилии. Благодаря Вашей заботе, особенно врача-женщины, фамилию которой я сейчас не помню, и жены хирурга, мне возвернули путь к жизни самостоятельной, без костылей и повязок на шее для рук. Вы делали великое дело для родины, рискуя своей собственной жизнью, готовили новый резерв для Красной Армии. Дорогой врач, мне вспоминаются дни, когда мы рассуждали будучи совсем беспомощными с Гавриловым, что Вы выполняете очень и очень важное дело, к сожалению Гаврилов не знаю вышел или нет, но дошел почти до линии фронта (в 10 км остановился, рука его снова свалила).
Наказ жены хирурга, которая просила передать в Москву её мужу, что она жива, остался невыполненным, причину знаете сами. Теперь, когда победоносная Красная Армия идёт вперёд и освобождает родную землю и в том числе и освободила Вас, мне хочется крепко,крепко обнять Вас, отблагодарить от всей души воина, Вас, настоящих русских людей, достойных похвалы народа.
Помню ваши предостережения и напутственные слова по поводу того старика, что нарыв был на спине — это враг нашего народа, остатки бухаринских, родсковских костей, к сожалению, не знаю его кончину, рад был бы, если бы он умер.
Вот, что я хотел написать Вам.
Прошу, если кто в живых остался, напишите весточку мне, а мою благодарность примите.
Остаюсь обязанный вечно Вам и должник.
Старший Лейтенант Николай Семёнович ДОБРЫНИН.
Адрес
Полевая почта 07160 «Л»
Добрый день!
Здравствуйте, дорогие тов.Карпухина и тётя Саша!
Сообщаю, что Ваше письмо получил, за которое много, много спасибо. Нет конца радости и восторга, что Вы откликнулись на моё небольшое письмо, повествующее о моей жизни на родной земле в родном краю. Дорогие мои, трудно Вам вспомнить всех, ведь Вами было только к 19 ноября 1941 г. поднято на ноги и ушедших со мной и немного позднее около 2-х десятков воинов Красной Армии.
Суровый был 1941 г., он не забудется никогда, а немец проклятый будет вечным врагом, ибо он носил автомат на шее и расстреливал наших детей и стариков.
Вы просите рассказать, как я вышел. Ночью на 19 ноября я и Гаврилов и ещё трое бойцов, к счастью все они были мои, чего Вы конечно не знали, двинулись на север, достигли верховьев Днепра и по нему шли до его истока. Идти было холодно, да ещё и трудно, ведь рана мёрзла на морозе, приходилось то и дело заходить обогреться. Но дома подчастую были заняты фрицами, да при том проклятый Гитлер издал приказ идти на ночлег нужно к старосте, который обыщет, а потом пустит ночевать — эту уловку мы разгадали сразу: староста пускает на ночлег, а жена бежит в штаб карательного отряда сообщить о партизанах.
Приходилось ночевать в сараях и овинах, тоже разрушенных, и 8 января 1942 г. подошли ко Ржеву, где наши совершали прорыв. В прифронтовой полосе немцы запретили движение всех пешеходов, ибо русские стояли в 15 км от нас. Кругом происходили расстрелы идущих. Гаврилов остался, а я со своими питомцами двинулся в ночь. На утро достиг передовой и стал переходить к нашим. Мы очутились в нейтральной зоне, куда били и наши и немцы. Часа два пришлось помёрзнуть на таком холоде в той одежде, а потом двинулась наша разведка, с которой прошли и мы. 10 января 1944 г. перешёл линию фронта. Я читал в какой-то книге, что один великорусс целовал русскую землю, и я был рад её обнять, расцеловать, и слёзы невольно выступили из глаз, и на лице 22-х летнего юноши появились ручейки слёз. «Вот она русская земля, вот она милая ель и сосна — вот моя Родина!». Потом началась служба, а теперь спасённый вами лейтенант командует одним из подразделений. Быть может, придёт время, и вот беспомощный бывший явится к Вам, на ту землю, где решался вопрос «Жить или умереть».
Теперь уже всё позади, я прошу, не теряйте связи, ведь таких друзей в жизни бывает только раз. Передайте привет той большой семье, что живёт недалеко от льнозавода, фамилия им думаю Дворянчиковы, а их девушке дайте адрес, пусть напишет, я у них несколько раз был и им обязан многим.
Пишите, жду. Коля.
Эх, увидеть бы Вас сейчас.
Издешково Смоленской обл. Райамбулатория Карпухиной Т.Ф.
Полевая почта 07160 «Л»
Добрынин Николай Семёнович
Добрый день!
Здравствуйте, Татьяна Фёдоровна, шлю я Вам с тётей Сашей свой чистосердечный командирский привет и желаю всего наилучшего в вашей жизни. В первых строках этого письма сообщаю, что Ваше письмо получил, за которое тысячу спасибо. Тётя Саша, помню я Вас хорошо, и Вас, Татьяна Фёдоровна, только не как Татьяну Фёдоровну, а как зубного врача, которому пришлось заниматься не по своей профессии, а совсем другим делом. В день освобождения много было радости у населения, но радовался ли завхоз, который при моих глазах обнимал немецкого офицера, или и он понял, что это за «Родненькие мои, мы Вас давно ждали» - это его доподлинные слова.
Татьяна Фёдоровна, видимо я был у Вас, а Ваши родные были в моей области, Ивановской, мало бывает таких случаев, чтоб так перемещались люди. Да, трудно подниматься от кола, но ничего не сделаешь. Была бы земля Русская свободна, мы построим вновь города и сёла, но Гитлера уничтожим навеки.
А Тоси Булкиной не помню, да и она ничего не пишет, а поэтому вспомнить трудно. Да, я предполагал тогда, что немец не сегодня, так завтра начнёт облавы а поэтому как поднялся на ногу, с открытой раной в плече, с пробитой спиной двинулся марш к своим в тёмную ночь 19 ноября через Санково или как-то по-другому называется деревня, за Минским шоссе и узкоколейкой.
Вы очень довольны моей фотографией, а я доволен Вами, русскими людьми, что Вы спасли мою жизнь для моей Родины.
Татьяна Фёдоровна, я сегодня послал в Президиум Верховного Совета письмо, в котором вкратце изложил Вашу работу в 1941 г., но тёти Саши фамилию не знаю, а про неё написать бы тоже можно, ведь она по сути дела человек без всякой политики, а настоящий русский человек. Я вступаю в члены партии, а поэтому мне нужна бы такая справка, пусть она будет заверена или больницей, или С/советом.
Дана лейтенанту Добрынину Н.С. в том, что он в момент ранения правой ноги, плеча, спины, был доставлен колхозниками 20 октября 1941 г. в Негошевскую больницу, где пролежал до 19 ноября, после чего пошёл на восток, к своим войскам. В момент пребывания никаких работ не производил, находясь в лежачем состоянии.
Если Вас это не затруднит, прошу прислать с письмом, только прикрепить хорошо к письму. Недалёк день нашей встречи, а я, если жив буду, обязательно приеду к Вам, отблагодарить Вас.
Живу сейчас хорошо, недавно был на просвете, пуля в спине так и сейчас сидит, выйдя носом в область лёгкого. Ну, это ничего, были бы кости, мясо будет. От Булкиной ничего нет.
На этом разрешите закончить письмо. Привет Тоне, Кате.
Остаюсь вечно Вам обязанный
Ст. л-т ДОБРЫНИН
26/I-45 г.
В январе 1942г. в Издешковском районе появились части 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала П.А. Белова с юга и 11-го кавалерийского корпуса полковника С.В. Соколова с севера. Немцы, до того абсолютно уверенные в своей скорой победе, начали проявлять нервозность, которая вылилась в подозрительности к местному населению. Антонина Ивановна вспоминала:
«22 февраля немцы произвели массовый арест всех врачей, фельдшеров, раненых, которые могли хоть немного ходить, - всего 80 человек. Всех повели в комендатуру в Издешково. Около помещения комендатуры произвели отбор людей в присутствии местных жителей. Местные жители, зная меня как врача, поручились за меня и врача Иоффе Ф.Г.. Нас отпустили в сопровождении немца, который нас довёл.
Вскоре при повторном аресте взяли врача Иоффе, которая больше не вернулась. Я знала, что за мной следили немецкие ставленники, но всё время я искала возможности связаться с каким-нибудь партизанским отрядом. Мне это не удалось».
Несмотря на то, что Яворовская считалась гражданским врачом, над ней нависла угроза ареста и расстрела. Она уничтожила свой партийный билет. Партизанские отряды в то время в Издешковском районе были, но их отряды дислоцировались далеко от Издешкова – севернее трассы Москва-Минск, в районе деревни Сумароково. С приходом 11-го кавкорпуса партизаны старались объединять свои усилия по борьбе с врагом с частями Красной Армии. Все боевые действия сосредоточились в районе деревень Старое Село - Якушкино. Части армии Белова сражались в районе деревень Изборово, Берёзки, Бекасово. Они вынуждены были отступить, а в деревнях опять остались раненые бойцы.
В Издешкове Яворовская пробыла до июня 1942г.. Она услышала, что в деревню Азарово часто приходят люди из леса, и решила уехать в эту деревню, договорившись с Голубковой Матрёной, что будет у неё жить. Антонина Ивановна рассказывала о своей жизни в деревне Азарово:
«В недоделанной половине хаты я с хозяйкой оклеила угол, и это позволило мне оказывать врачебную помощь населению. В то время в деревне Берёзки, за 2-3 километра от нас, была сильная эпидемия сыпного тифа. Я им систематически оказывала помощь. В лесах около Азарова находились группы людей от разбитых частей армии Белова. Я оказывала им медицинскую помощь и продуктами питания».
17 декабря 1942-го года Антонина Ивановна перебралась на станцию Семлёво. Она писала:
«Услышав о продвижении войск Красной Армии, я решила перебраться поближе к фронту. Я остановилась у фельдшера Ивана Ивановича Егорова с его сёстрами на станции Семлёво. В разрушенном помещении МТС мы отделили помещение для приёма населения и в этом углу оказывали врачебную помощь».
Мед.пункт на станции Семлёво начали организовывать ещё до приезда врача Яворовской. Она активно включилась в работу. Ей помогали сёстры фельдшера Нина Ивановна Семёнова и Мария Ивановна Егорова, которые исполняли обязанности медсестёр. Немцы не интересовались работой мед.пункта. Но в январе 1943г. староста обязал врача Яворовскую осмотреть женщин, которых надо было отправить на работы. Из 138 человек Антонина Ивановна с риском для своей жизни оставила 36 человек совершенно здоровых, которые вернулись к своим детям. В феврале месяце немцы начали угонять население к себе в тыл. 19 февраля Яворовская ушла с медсёстрами в лес и оставалась там до 13 марта, т.е. до прихода Красной Армии. При этом она забрала с собой в лес медпункт. Медикаменты закопали и, когда пришло освобождение, все медикаменты и инструменты были переданы войскам Красной Армии.
С 13 марта до 27 апреля Антонина Ивановна Яворовская находилась в частях Красной Армии, ожидая решения о самой себе, а с 27 апреля по 30 июня была на проверке в спецлаге НКВД №178 в Рязани. В этом лагере было много поляков. Наверняка у работников НКВД фамилия «Яворовская» ассоциировала с польским происхождением. Пройдя спецпроверку, она вернулась в армию и числилась в резерве по август 1943г.. Позднее по болезни была демобилизована и приступила к занятиям в аспирантуре стоматологического института в Москве.
Вернувшись в своей институт, Антонина Ивановна работала над диссертацией с 44-го по 47-й год и преподавала. День Великой Победы она встретила вместе со всей Москвой. Как и все участники войны, она получила медаль «За победу над Германией». В 46-м году была награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной Войне 1941-1945гг.», что отражало её дела и поступки как врача, спасавшего людей, оказавшихся в труднейших условиях окружения и оккупации. Сама Антонина Ивановна в послевоенные годы писала о бойцах и офицерах 2-ой дивизии народного ополчения:
«За самоотверженность в боях многих представили к правительственным наградам. Часть из них погибли, а часть не получили из-за гибели документов 32-й армии. Я также не получила свой орден "Красную звезду"».
Наступил мир, люди стали налаживать свою жизнь. У Антонины Ивановны родился сын, она вновь вышла замуж, её уважали коллеги и студенты, но тень пребывания в оккупации лежала на её биографии. В июле 45-го года Антонина Ивановна была вынуждена собирать поручительства и подтверждения от жителей Смоленской области о своём поведении в окружении. Все товарищи, хорошо её знавшие, с готовностью подтверждали, что Антонина Ивановна - настоящий советский человек с советским настроением, настоящий патриот своей Родины. Все единодушно утверждали, что за всё время окружения и проживания на оккупированной территории она не оказала помощи ни одному немцу. Тем не менее, её, фронтовичку, с честью и достоинством прошедшую испытания войной, побоялись перевести в ассистенты в родном институте. То, что она спасала раненых на финской войне, добровольцем ушла на Отечественную, оказалось менее существенным, чем факт нахождения на оккупированной территории, чем уничтожение партийного билета. В партии Антонину Ивановну восстановили только в 58-м году.
Не выдержав такого несправедливого отношения, Антонина Ивановна решила «хлопнуть дверью» - она уехала работать в Стоматологический институт в Харькове, который был в то время второй по значению профильный вуз после московского. Там она сразу стала ассистентом на кафедре, защитила в марте 50-го года кандидатскую диссертацию. В Харькове семья жила в двух комнатах коммунальной квартиры: Антонина Ивановна с мужем подполковником, её мама и маленький сын Владимир. Сын пошёл в Харькове в первый класс. Соседи по коммунальной квартире были удивительно добрые и милые, жили дружно и «помощливо» во всём. Харьков, бывший в фашистской оккупации с октября 41-го по август 43-го, а во время взятия города Красной Армией сильно разрушенный, в то время уже был восстановлен. На строительстве жилых домов и других зданий работали пленные немцы. Разговаривали они громко и вели себя довольно непринужденно. За сахар катали харьковских ребятишек (в том числе и сына Антонины Ивановны) в строительных тележках. В городе функционировали большие магазины, рынки, вокзал, музеи, кинотеатры, театры, дома культуры, парки. Мужа Антонины Ивановны командировали в Германию, а она не смогла пересилить себя после пережитого в оккупации. Супруги стали отдаляться друг от друга. Письма приходили всё реже. И хотя посылки с немецкими гобеленами, роликами и игрушками для сына продолжали поступать, Антонина Ивановна всё чаще бралась за папиросы и, погрузившись в свои страдания, была глуха к окружающему её миру. Как врач, она знала отличное средство от любых невзгод – работа. И вот, оставив сына с бабушкой в Харькове, она налегке отправилась в столицу. Там жили её брат и две сестры. Войну прошли трое из детей семьи Рябининых. Самый старший брат Антонины Ивановны не вернулся, погиб в начале войны. Одна из сестёр тоже стала врачом – рентгенологом. В Москве Антонина Ивановна, в то время уже вернувшая себя фамилию «Рябинина», некоторое время поработала в районной поликлинике, но вскоре кандидата наук и хорошего практика пригласили на должность завотделением поликлиники Госкомитета по авиапрому, которая находилась у Красных ворот. Но её всё равно тянуло на преподавательскую работу, и в 59-м году она стала старшим преподавателем Первого Медицинского училища Москвы. В нём работала до 68-го года, когда вышла на пенсию.
Не будучи в состоянии жить без практики врача, Антонина Ивановна нашла себе применение в медсанчасти большого авиапредприятия недалеко от дома, где проработала до 1973 года. Но и в 60 лет она не готова была пребывать в бездействии. Поэтому была много занята всякими общественными делами и особенно в системе Народного контроля. Как офицера в отставке, её не забывали отмечать всеми юбилейными медалями Советской армии и Великой Отечественной войны.
Волевые качества и целеустремлённость продолжали держать Антонину Ивановну Рябинину в «обойме». В марте 1973г., в год 30-летия освобождения Издешковского района от немецко-фашистской оккупации, она посетила посёлок Издешково, встретилась с теми, кто входил в патриотическую группу медиков, работавших вместе с ней в госпитале в Негошеве. По всей видимости, тогда же она побывала и в Алфёровском сельсовете, оставив там свою фотографию. Деревни Азарово и Берёзки, где Антонина Ивановна жила с июня по декабрь 1942г. в то время были уже труднодоступными, добраться до них и найти местных жителей было сложно. Но Антонина Ивановна о них помнила и напоминала другим.
В преддверии юбилея Великой Победы в 1975-м году она прислала письмо в редакцию газеты «Сафоновская правда», чтобы рассказать её читателям о своих «боевых подругах».
Она закончила свой рассказ словами восхищения теми, вместе с кем делала нужное дело и тем спасала людей:
«Тётя Саша и все другие члены группы – это истинные советские патриоты, истинные русские женщины. Я пишу о них с великим уважением к ним, к их борьбе за Родину. Они все, как могли, тоже ведь сражались за нашу общую победу».
В то время Антонина Ивановна начала писать книгу «О времени, о людях и о себе», в которой собиралась рассказать о пережитом, но не успела завершить задуманное…
В последний путь Антонину Ивановну Рябинину проводили в начале августа 1983-го года. За две недели до смерти она была на вручении Диплома с отличием сыну по случаю окончания им Дипломатической Академии МИД СССР. Антонина Ивановна могла гордиться своим сыном. Куликов Владимир Леонидович в 1966г. окончил Московский медицинский стоматологический институт им. Н.А. Семашко, кандидат медицинских наук.
После института работал в госпитале инвалидов ВОВ, затем прошел стажировку в Гаванском университете. С 1983г. работал на различных дипломатических должностях в центральном аппарате МИД СССР и МИД РФ и за рубежом, имеет дипломатический ранг Чрезвычайного и Полномочного Посланника 1-го класса, владеет испанским и английским языками. С 2003г. по 2008г. был Чрезвычайным и Полномочным Послом РФ в Республике Боливия.
В свою очередь Владимир Леонидович тоже может гордиться своей мамой, он так охарактеризовал её:
«Определённо её поступки отражали образ советского человека, и не было оснований воспринимать их иначе как искренними и основанными на той идеологии, которая была определяющей в нашей стране. Она выросла в рабочей среде и разделяла её принципы и ценности. Рано стала искренней общественницей и неформальным лидером окружавшей её молодёжи и в Муроме, и потом в Москве. Во всём отзывчивая - комсорг, профорг, парторг, агитатор. Она всегда вставала на сторону правды и никогда не «примыкала». Конечно, в поисках правды могла и ошибаться, а в оценках участников тех или иных событий сомневаться. Такой портрет, наверное, относится к любому из просто честных людей среди наших соотечественников. Черты героя крупицами оседают на лицах некоторых, формируют таковыми по их поступкам, содержание которых по сути своей геройские, патриотические. Но большинство просто честных и верных долгу людей просто делают своё дело, как вчера и раньше. И это не поступки, а исполнение своего профессионального или гражданского долга. Мама была именно среди таких тысяч и тысяч, и хорошо, что мы их не забыли, и сегодня они герои в нашей памяти и сердцах и не всегда признаны публично, что, уверен, вовсе не обязательно».
Врач Антонина Ивановна Рябинина-Яворовская и все те, кто работал вместе с ней на временно оккупированной врагом Смоленщине, рискуя ежечасно своей жизнью, помогали Советской Армии в её титанической борьбе. Они были настоящими патриотами, многое делали во имя своей Родины. Они боролись за Победу, которой мы так гордимся сейчас, живя уже в совершенно другой стране и с абсолютно другими ценностями.
Подтверждение Смирновой Надежды Семёновны
Я, Смирнова Надежда Семёновна, проживающая в деревне Мишино Вяземского р-на, Кочетовского с/c в 1941 году 15 октября я сама лично вывела из леса около нашей деревни врача Рябинину-Яворовскую Антонину Ивановну, в лесу она была с группой бойцов. Из леса я вывела её больной, переодела в гражданскую одежду, для того, чтобы её не заметили дала ей в руки дугу. В то время немцев у нас не было, только патрули. Я положила её на печку и сохраняла больше двух недель. В это время у нас в деревне сгорел овин с немолоченным хлебом, когда приехали немцы, я говорила, что это моя больная сестра, и немцы её не трогали. Во время проживания у меня она говорила женщинам, чтобы прятали вещи и били скот. Дальше держать её у себя мне было опасно. Я её поправила и отправила к невестке и брату в деревню Чепчугово. Эта деревня находится от нас 3 километра.
Подтверждение Семёновой Екатерины Ниловны
Я, Семёнова Екатерина Ниловна, приняла к себе в дом врача Рябинину-Яворовскую Антонину Ивановну вместо своей сестры, которая находилась в то время в Москве. Дети мои звали её тётей Тосей и говорили населению, что это родная «тётя». Правда – часть населения знали, что это не сестра, но они её не выдали немцам.
Она у меня проживала больше месяца и в декабре уехала в Издешково – искать работы, где она и устроилась. В то время, когда она у меня жила, её арестовали немцы.
И я её выручила, сказала, что это моя сестра эвакуированная из Москвы, документы погибли при бомбёжке, это поручительство я дала немцам, и они её отпустили в тот час.
Вскоре она уехала. У немцев она не работала.
Настроение у неё было советское.
Что и удостоверяется:
Предколхоза «Чепчугова» Щербакова
Бригадир: Семёнова, Соболева, Петрова
Семлёвский с/c заверяет.
Председатель Семлёвского с/c
9-VII-45 г.
Подтверждение Карпухиной Татьяны Фёдоровны
Я зубной врач Издешковской Райамбулатории Смоленской области знаю Рябинину-Яворовскую Антонину Ивановну с конца ноября 1941 г.. Она приехала в Негошево из дер. Чепчугово и проживала в семье акушерки Прониной Е.Ф., где жила и я, до июня м-ца 1942 года.
Работала она в больнице, где лежали раненые бойцы Красной Армии, оставшиеся в окружении. Медикаменты, перевязочный материал собирали среди населения и в лесах (брошенные госпиталями оставшимися в окружении). Кроме раненых бойцов больница обслуживала гражданское население.
В феврале м-це 1942 г. вместе с ранеными и обслуживающим персоналом была арестована немецкой комендатурой и была освобождена по поручительству гражд. населения.
Продуктами питания раненые, больные, обслуживающий персонал снабжало гражданское население.
Рябинина-Яворовская считалась гражданским врачом.
За время пребывания в больнице (1 ноября 1941 г. - июнь 1942 г.) Антонина Ивановна никакой связи с немцами не имела. Распространяла советские листовки среди раненых и населения, поддерживала советское настроение среди бойцов. По возможности, во время пребывания в Азарове приносила советские листовки и через меня и других лиц распространяла среди населения.
Я знала Рябинину-Яворовскую А.И. как советского человека.
4 июля 1945 г. Карпухина Т.
Подтверждение Голубковой Матрёны Александровны
Я пред. колхоза «Красный партизан» д.Азарово, Бессоновского с/c Издешковского р-на Смоленской области Голубкова Матрёна Александровна знаю Рябинину-Яворовскую А.И. с июня 1942 г.. Она проживала у меня в доме с июня 1942 г. по декабрь м-ц 1942 г., где обслуживала гражданское население.
За время пребывания у меня никакой связи с немцами не было, вела себя как патриот Советской власти. Она оказывала медицинскую помощь населению честно и добросовестно. Помогала бойцам Красной армии, оставшимся в лесах, как продуктами, так и медикаментами. Связь с этими людьми имела через Глубкова Алексея Тимофеевича. Антонина Ивановна привозила листовки, сброшенные с советского самолёта, давала читать населению листовки и даже на жниве крестьян.
Партизанских отрядов близко не было.
Голубкова.
5/VII - 45 г.
Подтверждение Ефимова Петра Александровича
Я гр-н Ефимов Пётр Александрович. До момента оккупации немцами Издешковского р-на, октябрь м-ц 1941-го года, работал при Издешковском районном НКВД в должности рай инспектора. Принимал участие в прорыве Вяземского окружения, я был в бою тяжело ранен и в силу сложившихся обстоятельств попал во вражеское окружение.
Проживая (вернее, скрываясь) в дер.Азарово Бессоновского с/c могу по существу нижепоименованного вопроса подтвердить следующее:
Врач тов.Рябинина-Яворовская Антонина Ивановна с июня м-ца 1942 года по декабрь м-ц 1942 года проживала в дер. Азарово у члена данного к-за (дер. Азарово) Голубковой Матрёны Александровны, занималась оказанием медицинской помощи населению и раненым бойцам Кр.армии, оставшимся в окружении, в том числе я лично получил от неё многократную медицинскую помощь, материальную и моральную (она знала о том, что я работник органов НКВД). Собирая среди населения продукты питания, она их распределяла среди раненых и скрывающихся бойцов Кр.армии. С немцами и их ставленниками связи она не имела. Имела преследования со стороны немецкого районного руководства.
Несмотря на тяжёлые условия немецкой оккупации, товарищ Рябинина была советским человеком, и все её действия были только советскими.
Что и подтверждаю за период указанный выше.
К сему Ефимов
5/VII-45 г.
Поручительство сестёр Егоровой М.И. и Семёновой Н.И.
Знаем тов. Рябинину-Яворовскую Антонину Ивановну с 17 декабря 1942 года. Она к нам приехала из деревни Азарово Издешковского р-на. На станции Семлёво до её приезда начали организовывать мед.пункт, когда она приехала, она нам помогла. Мы организовали мед.пункт и стали работать. Антонина Ивановна работала врачом, а мы ей помогали. Мой брат Иван Иванович Егоров работал фельдшером, сейчас он учится в Одессе. Был на фронте награждён орденом Красная Звезда. За время работы в медпункте я знаю Антонину Ивановну как хорошего товарища, хорошо относилась к больным и к населению. Немцы к нашему мед.пункту не касались, ни одному немцу помощи Антонина Ивановна не оказывала и питание от них не получала, никакой связи с ними не имела.
В январе 1943 года была комиссия, староста сказал осмотреть женщин, которых нужно было отправить на работы. Из 138 человек Антонина Ивановна с риском для своей жизни оставила больше 36 человек совершенно здоровых, которые вернулись к своим детям.
Так мы жили до февраля месяца, потом начали немцы угонять население к себе в тыл. Антонина Ивановна взяла медпункт с собой в лес и с 17 февраля до 13 марта мы прятались в лесах. Медикаменты закопали и, когда пришли войска Красной армии, все медикаменты и инструменты были переданы войскам Красной Армии.
Антонину Ивановну знает вся наша семья как патриотку Советского Союза, все мы ждали с нетерпением прихода Красной Армии, ни на минуту не забывая о своей Родине.
Я, Семёнова Нина Ивановна, работаю на ст.Дорогобуж техником-путейцем, состою в комсомоле.
Н.Семёнова
Я, Егорова Мария Ивановна, работаю на ст.Семлёво в мед.-пункте в качестве мед.-сестры.
Егорова
9-VII-45 г.
Судьбы Азаровка Азарово Александровское Алфёрово Алфёрово станция Мал.Алфёрово Афанасово Белый Берег Бекасово Берёзки Бессоново Богородицкое Боровщина Воровая Высоцкое Гвоздяково Голочёлово Горлово Городище Гридино Дача Петровская Дубки Дымское Евдокимово Енино Енная земля Ершино Жуково Заленино Зимница Изборово Изденежка Издешково Изъялово Казулино Комово Кононово Костерешково Костра Куракино Ладыгино Ларино Лещаки Лопатино Лукино Лукьяново Марьино Морозово Мосолово Негошево Никитинка (Болдино) Никитинка (Городище) Николо-Погорелое Никулино Панасье Перстёнки Реброво Рыхлово Плешково Починок Рагозинка (Шершаковка) Сакулино Саньково Семлёво Семлёво (старое) Сеньково Сережань Скрипенка Старое Село Сумароково Телятково Третьяково Уварово Ульяново Урюпино Усадище Федяево Халустово Холм Холманка Чёрное Щелканово Яковлево (Каменка) Якушкино Наша часовня