Автобиография
Поповой Марии Васильевны
(1929 г.р.)

О деревне Мосолово

Моя фамилия девичья Слесарева. Родилась 25 февраля 1929 года в деревне Мосолово Богдановщинского сельского совета, Издешковского района Смоленской области. Отец – учитель, в настоящее время пенсионер. Мать – Слесарева Мария Егоровна, колхозница, в 1970 году умерла. Семья наша была большая: Сергей 1921 года рождения, Саша – 1923 года, Коля –1927 года, Юра – 1938 года, Валерий – 1940 года. Училась в Мосоловской начальной школе. Учил меня отец. Потом училась в Богдановщинской Ж.Ш. (в 7 километрах от деревни Мосолово).

Моё ученье было прервано. Началась Великая Отечественная война. 9 октября 1941 года нашу территорию оккупировали немецкие захватчики. Отец и 2 старших брата были в армии в военные годы. Старший брат Сергей был пограничником ещё до начала войны, служил в районе Бреста – погиб. Второй брат дошёл с боями до Берлина почти, был тяжело ранен, теперь инвалид, учитель, живёт в Смоленске. Саша помогал нам, как нас  освободили. Получали от него по аттестату 400 рублей ежемесячно и даже, когда в госпитале был, прислал 1000 рублей. Мы могли купить соли и мне солдатские сапоги.

Наша деревня расположена у леса, постоянно немцы здесь не жили, а приезжали только грабить, людей забирали, в основном мужчин. Иногда заходили к нам партийные работники Издешковского района, ночевали. Это был период декабрь 1941 и январь 1942 года. Товарищ Клименков И.Г., тов. Копылов устанавливали связи, явки. Встречались в моим дядей Егором, он был член партии (брат отца), оставлен работать райкомом в тылу, у немцев. В такие дни приходилось мне с моим двоюродным братом Федей на лыжах дежурить у дороги, смотреть, куда едут немцы, полицейские, что делают, кого забрали, и сообщать.

В феврале 1942 года карательные отряды немцев жгли деревни, ворвались и к нам. Наша изба была оклеена газетами, а кругом были полки с книгами. Вбежал в избу немец, чиркнул зажигалкой, и всю избу охватило пламя, мама схватила Валерика с люльки, и мы в дыму и в огне, что нашли одели на себя и выскочили. В кроватке Валерки под подушкой находились все документы, деньги, фотографии, письма Сергея, Саши, отца – всё сгорело. Немцы наложили награбленное в сани, согнали мужчин, которые не ушли в лес, привязали к саням коров и уехали. Была сильная снежная вьюга. Нашу корову не могли привязать, она была молодая, ушла, в лесу и осталась.

Всё сгорело, пошли через реку Днепр в деревню Орешково по глубокому снегу, и корова идёт за нами. В деревне было очень много немцев, одну ночь переночевали кое–как, пошли опять через Днепр к деревне Сопотово, там тоже немцы жгут, идём к деревне Дуброво и только остановились в деревне Ручково у леса, и корова шла за нами. Недели две жили у дальней родственницы мамы. Днём немцы приезжали, ночью приходили партизаны, к ним присоединялись военнопленные, некоторые жили в деревнях. Мама отдала корову партизанам, ведь нам самим есть нечего, и корову надо кормить. Немцы сено и солому забирали в деревнях. Партизан какой-то (дядя в белой шубе), дал маме бумажку и сказал: «Как немцев прогоним, по этой бумажке дадут вам корову, берегите её». Мама зашила её в фуфайку.

Недолго задержались в деревне Ручково, сожгли. Дошли до деревни Сумароково – это уже партизанский край. Простудили Валерку, заболел – 2-х стороннее воспаление легких, лечить нечем, вскоре умер, там и похоронили, у Юры было лицо обморожено, все кашляли. Тетя Даша, у которой мы жили, лечила нас, как могла, мы тоже помогали ей по хозяйству.

С конца февраля 1942 года по 7 июля 1942 года  мы находились на территории партизанского края, где существовала Советская власть, где-то в Холм-Жирковском районе и дальше к северо-востоку. Пришлось пройти и пожить во многих деревнях Заднепровья: Каськово, Мосолово, Клинково. Летом 1942 года слышны стали залпы дальнобойных орудий, зарево пожаров ночью видны. Немцы отступали, свирепствовали. Сдержать натиск немцев в этом районе партизаны не могли, ушли в леса, часть в подполье.

Кругом немцы, мы вернулись в родные места, надо было строить землянку, где была изба. Кое-как построили, брёвна брали для стройки – блиндажи раскапывали. Кушать нечего было, я с матерью ходила по миру далеко в Заднепровье, где не сожжены были деревни. Приносили кусочки хлеба, картошку, семена. Трудная была зима, но уже в феврале-марте стали всё слышнее орудийные выстрелы, наши самолёты летели на Запад. Немецкие орудийные расчёты расположены были на опушке леса, недалеко от землянки, еще у речки Мосоловка. Красная Армия с боями двигалась от деревни Максимово (которую вместе с людьми сожгли немцы в 1942 году). Наши снаряды рвались кругом, но в землянку не попадали. Вбежал один немец в землянку и закричал на маму: «Матка, шнель, шнель», - взял за руку и нас за дверь, мы полураздетые выскочили, не отбежали и несколько шагов, землянка взорвалась. Побежала к центру Мосолова, там жил двоюродный брат мамы, они были в землянке, и мы оказались там в тесноте, среди гула орудий.

С 6 на 7 апреля ночью стало тихо. Рано утром услышали русскую речь, какая радость. Наши пришли. Пошли к землянке, горели еще бревна, сидим, ноги греем. Красноармейцы давали нам сухари, кусочки сахару. Задерживаться некогда, впереди у них Днепр, лёд непрочный, немцы оказывали упорное сопротивление. Нам оставаться было здесь нельзя, фронт. Пошли в деревню Нарвиново, хотя деревни там было , были землянки, окопы, шалаши. Живя в таких условиях, люди стали болеть, особенно сыпной тиф, болели почти все. Военные машины увозили больных в госпиталь, где-то в лес под городом Вязьмой. Так увезли и меня без сознания. В мае привезли меня с госпиталя, я не ходила, тиф дал осложнение на ноги, долечивало солнце летом.

Фронт продвинулся к Смоленску, нам можно идти «домой», в Мосолово, но жить негде. Колю взяли в армию. Перебрались в пулемётный дзот, у бывшей деревня Мишутино (это деревня нашего колхоза им. Молотова) 0,5 километра от деревни Мосолово. Летом 1943 года нам дали тёлочку, её надо было привезти с села Бессоново - это 60 километров - там был районный центр, так как Издешково не было, разбомбили немцы. Мама сохранила документ, выданный партизанами, когда забирали корову, обещание было выполнено. Надо было где-то прятать на ночь корову, она отелилась в конце июля. Окопы были кругом, пришлось расширить, сделать крышу, дверь, но без окон. Помог один инвалид. Волков было много, поля заросли травой, кустарником.

А осенью 1943 года пошла в Богдановщинскую школу. Учились в нескольких сохранившихся избах, кое-какие столы, стулья, скамейки. Учебников не было, писали на обрывках газет, кое-каких бумажках, бурачным соком, но он скоро портился, надо готовить почти каждый день. Ходить 7 километров полураздетым было тяжело, со мной ещё одна девочка ходила из Мишутина. Деревень не было, только кое-где дымят трубы землянок, дзотов, где жили люди, а то только печные трубы видны, да ветер и волки воют, которые сопровождали нас до Богдановщины. Волки боятся огня, но надо зажечь пуки или снопы соломы или травы. Спичек не было. Научились добывать огонь. Делали тугой ватный жгут диаметром 1,5 сантиметра, камень твёрдый и железка твёрдая, типа подковы сапога, чтобы удобно держать в руке. Камень небольшой сверху, потом ватный жгут, крепко держишь левой рукой, а правой ударяешь о камень сильно, несколько раз - образуется искра, попадает на ватный жгут, начинает тлеть, надо быстро приложить порох, он начинает гореть, так зажигали коптилки в землянках, жгли снопы, отпугивали волков, зажигали дрова в печи.

Пороху было разного много. Ребята разряжали снаряды, а их было много в лесу, иногда и сами подрывались. Колхозный скот в начале войны угоняли в Горьковскую область, в 1943 году коров вернули, построили в Мосолове скотный, мама была дояркой, надо было по 3 раза в день ходить с Мишутина в Мосолово, я в школе, Юра оставался один, в землянке темно, и он всегда на улице был среди солдат, когда были здесь, или среди ребят у костров. Бросали в огонь патроны заряженные, жгли порох, учился всему у подростков. Каждый день приходилось отыскивать, отбирать патроны, порох, ему уже было 5 лет, мог сам зажечь огонь, дрова в дзот таскал. Колодца не было, где мы жили, носили воду с Мосолова, мама никогда не шла так, а с ведром воды, я встречала её, иногда с Юрой ходили сами за водой. Ведро погнутое и только одно. Никаких тарелок, мисок не было, ели из котелков солдатских, а ложки деревянные ещё до армии Коля сделал сам. Потом помогли нам перебраться в Мосолово, построили землянку на том месте, где была изба. Пришлось корчевать, вырубать кусты, кое-какие садовые деревья остались. Уже огород на своем месте, в землянке темно, летом сама построила шалаш, кое-как приладила дверь, даже маленькие стеклышки использовала для окна.

Закончила 7-летнюю школу, поступила в Издешковскую среднюю школу. Папа прислал мне шерстяной платок, несколько книг, бумаги. Саша выслал с армии денежный аттестат, мы получали ежемесячно по 400 рублей. Мама купила мне солдатские сапоги за 600 рублей и покупали соли, надо было ходить на станцию Издешково, 1 стакан грязной от копыти соли стоил 60 рублей. Летом варили крапиву, лебеду, щавель. Очистки картошки сушили, а потом мололи на ручной мельнице. Делали травяные лепешки, используя молотые картофельные очистки как муку. Ходили в школу пешком 15 километров, несли на неделю хлеб с картофельными очистками и молока 5-ти литровый чайник. Учились со мной 2 двоюродных брата и еще 2 парня с Мосолова и Орешкова. Опять болезни, какие у нас никогда не были - малярия, болели буквально все.

Женщины пахали сами вместо лошадей, когда начинался приступ малярии у кого-либо, ложились на землю, накрывали одеждой, какая была у кого. Врачей не было, в Мосолово приехала медсестра с Башкирии Свечникова Мария Васильевна, она заходила в землянки, давала больным во время таблетки акрихина, и на пахотное поле ходила с таблетками и котелком воды. Учителя тоже приехали из Сибири, Урала - учить нас. Мы учились в немецких бараках в 3 смены, при ламповом освещении и помогали станцию Издешково восстанавливать, растаскивали камни, около станции сажали деревья, теперь они уже большие. В 1948 году окончила Издешковскую среднюю школу, в этом же году поступила в Учительский институт им. К. Маркса города Смоленска.

В 1946 году вернулся отец с армии, дали нам государственную денежную ссуду, построили избу.

Жизнь понемногу улучшалась, вышли из землянки, а шалаш мой долго стоял, летом отдыхали, кто приезжал. 2 года учебы пролетели быстро: учились и восстанавливали разрушенный Смоленск, помогали строить, растаскивали камни у кинотеатра Октябрь, копали ямы под деревья на Блоньи, восстанавливали трамвайные линии, работали у памятника Кутузова, много работали на развалинах дома, где на том месте построили Дом Советов. После работы заходили в подвальчик, «Магазин», покупали солёные зеленые помидоры, огурцы. Уже была отменена карточная система на хлеб, можно было жить, сахар был в магазинах, картошка тоже была. Учились и жили в пединституте, общежития не было. Так же жили, как мы, и преподаватели института. В коридорах стояли столы н несколько электроплиток, где кипятили чай, варили картошку. На истфаке училось много военных, инвалидов, кто без руки, кто без глаза или на костылях, их всегда можно узнать по военной форме. Были и у нас в зимнее время праздники, когда начинались школьные каникулы, многие учителя всех районов учились заочно в институте, приезжали и мои братья двоюродные, привозили от родителей гуся, утку или сала. У нас все было общее, жили как одна семья. На первом курсе жили в аудитории 60 человек, вместе с истфака и с истотделения. На втором курсе, когда нам надо было сдавать экзамены, жили отдельно уже 20 человек. Были среди нас из детского дома, им нечего было прислать и некому. Из Кардымовского детдома Новикова Мария Илларионовна спала со мной на одной кровати, и кушали вместе. Когда положили меня на II курсе с приступом аппендицита в больницу, ходили все, приносили мне, что могли. Выписали, но долго не заживала рана, согнувшись, писать сидя нельзя было. Я лежала, а мне читали лекции по очереди, чтобы не отстала и сдавала вместе с группой своей. В 1950 году окончила Учительский институт.

И в начале 1950 года пришлось полежать в Издешковской больнице. Возвращаясь с каникул от родителей, в феврале месяце, был сильный ветер, метель, дорога плохая, вёз меня отец на лошади в санях. От трассы Москва-Минск к Издешкову шло много машин, одна из машин, грузовая, зацепила сани, и я оказалась под колесом задним, спасли меня шуба и одеяло. Тот шофер уехал, отец следующую остановил, и меня отвезли в Издешковскую больницу. Я не вставала, сильный ушиб позвоночника, трещина левого бедра и перелом лобковой кости, лежала на досках, на рентген возили в город Вязьму. Шофера нашли, но не судили, жена шофера приходила ко мне в больницу, предлагала деньги, но я даже разговаривать не стала на эту тему, шофер был пьян. По-моему, деньги эти отданы были тому, кто вёл дело об аварии, и оно было прекращено. Стала понемногу ходить, поехала в институт, а в апреле приступ аппендицита, я уже писала. После окончания института работала в Издешковской семилетней школе учителем истории 2 года, потом была переведена в Издешковскую среднюю школу. Работала в вечерней школе рабочей молодёжи и в дневной школе, где когда-то училась сама. В летние каникулы ездила лечиться на юг, врачи направляли.

9 августа 1953 года вышла замуж за участника Великой Отечественной войны, работника милиции, окончившего училище. Направлен был работать в распоряжения МВД Литовской ССР. Я уехала с мужем в город Каунас. У нас есть дочь. В ноябре 1955 года начала работать в 19-й средней школе. Работала и училась заочно в Смоленском пединституте на истфаке. Закончила в 1967 году. Член КПСС с 1974 года. 22 года проработала в 19-й средней школе. Военные годы и послевоенное время сказались на состоянии здоровья, много раз приходилось лежать в больницах. Уволилась с работы по состоянию здоровья, II группа. Переехала на постоянное местожительство в город Смоленск.

Попова-Слесарева М.В.

28.05.89 г.