Материал страницы был обновлен 26.04.2024 г.

Воспоминания
Жаворонкова Андрея Константиновича
и его сестры Захаренковой Марии Константиновны

---

Малое Алфёрово и близлежащие деревни

14 сентября 2013 г. ушёл из жизни Андрей Константинович Жаворонков.

Ему было 90 лет. Его жизнь была нелёгкой, как и у всего поколения военных лет, но по выражению самого Андрея Константиновича - «хорошей». Он гордился тем, что в сложных ситуациях у него хватало сил оказываться на высоком моральном уровне.

22 октября 2022 года 100-летний юбилей Андрея Константиновича – прекрасный повод вспомнить земляка-краеведа, вся жизнь которого была служением родному краю.

Много удивительных событий и замечательных встреч произошло с Андреем Константиновичем, о некоторых из них он успел нам рассказать. Его рассказ дополнила сестра - Мария Константиновна Жаворонкова (Захаренкова).

Андрей Константинович был историк по образованию и краевед по призванию. Он родился 22 октября 1922 года в деревне Малое Алфёрово в большой многодетной крестьянской семье. Отца признали зажиточным и раскулачили в 30-х годах, отправив на принудительные работы в Сычевский район, что привело к его преждевременной смерти. Забота о несовершеннолетних детях легла на плечи матери – Екатерины Степановны.

Во время Великой Отечественной войны Андрей Константинович был призван в армию. Воевал на Западном фронте, был командиром взвода танка «КВ». Награждён орденом Красной Звезды. Имел ранения. После войны закончил исторический факультет Московского Государственного университета им. М.В. Ломоносова. Затем преподавал историю в московских школах. Сначала Андрей Константинович работал в московской школе №745, а затем в школе №212 (последняя теперь вошла в состав ГБОУ «Гимназия № 1576»). Директором школы №212 был уроженец деревни Горлово – Эрастов Павел Михайлович. Он оказал большое влияние на профессиональное становление Андрея Константиновича, как историка.

В бывшей школе №212 (Начальное, основное, среднее общее образование, 4-й Новомихалковский проезд, д.9А) есть музей «Истории школы имени дважды Героя Советского Союза летчика-космонавта В.Н. Волкова», вклад в создание которого внёс и Андрей Константинович.

Отличительной чертой Андрея Константиновича была любознательность. Ещё в детстве он начал задаваться вопросами сам и задавать их другим. Его интересовало, кто были его предки, как жили его бабушки и дедушки. А отвечают тому, кто спрашивает. Природная уникальная память позволила ему не растерять эту информацию и пронести её через долгие годы его жизни. Помогало ему в этом и то, что с 16-летнего возраста он вёл дневники, в которых фиксировал свои мысли и происходившие с ним события. Много времени и сил Андрей Константинович потратил на сбор материалов – фотографий, документов, книг и рассказов очевидцев, имеющих отношение к истории его малой родины. Он стремился к знакомствам и встречам со многими знаменитыми земляками.

Андрей Константинович был замечательным рассказчиком. А рассказать ему было что. Ведь он был лично знаком со Светланой Аллилуевой — дочерью Сталина (учился с ней в одно время в университете), с известным актёром Юрием Никулиным, с поэтом Александром Твардовским, с Героем Советского Союза лётчиком-космонавтом СССР Владиславом Николаевичем Волковым, с земляком, лётчиком гражданской авиации, Героем Советского Союза Павлом Михайловичем Михайловым, с правнучкой Пушкина Натальей Сергеевной Мезенцовой, а также с потомками помещиков Путяты и Кардо-Сысоевых.

Казалось невероятным, что один человек мог быть знаком с таким количеством известных людей. Поэтому многие относились к его повествованиям с недоверием.

В 2019-м году Андрей Константинович наделал большой переполох в нашей местности, т.к. его рассказ-версия о том, что сын Иосифа Сталина – Яков Джугашвили, был похоронен около Малого Алфёрова дошёл до телевидения – 1-го канала (Новый поворот в изучении судьбы старшего сына Сталина. Пусть говорят. Выпуск от 03.12.2019, 32-я, 34-я минуты передачи). Это был лишь пересказ слуха, основанного на воспоминаниях односельчанина Алексея Младова, которым Андрей Константинович при жизни любил развлекать своих гостей, заглядывавших к нему на огонёк в его родную деревню. Никто и не вспомнил тогда, что впервые этот слух и история его происхождения были опубликованы в газете «Сафоновская правда» за 24 года до этого – в декабре 1995 года! Самого Андрея Константиновича уже не было в живых ко времени выхода передачи, но его талант рассказчика продолжал будоражить умы.

Но со Светланой Аллилуевой Андрей Константинович действительно был знаком, учился с ней в одно время в университете.

Андрей Константинович был человеком творческим и не отказывал себе в полёте фантазии, когда представлялся удобный случай. Но это скорее было его плюсом, а не минусом, т. к. это развлекало собеседника, не давало ему скучать и вызывало на дискуссию. Именно Андрей Константинович Жаворонков впервые поведал школьникам Алфёровской школы в 80-х годах XX века о дореволюционной истории местности, в которой они жили: рассказал о помещике Путяте, о том, как выглядели близлежащие деревни в XVI-XVII веках. Его повествование было необычным и запоминающимся. Благодаря профессиональной дальновидности Андрея Константиновича были найдены, собраны и сохранены многие фотографии, свидетельствующие о деятельности помещиков Кардо-Сысоевых в Третьяково, Путяты Д.А. в Бессонове и Мезенцовых в Ершино. Всё это недавнее прошлое деревень в окрестностях Алфёрова, которому нашлось место в настоящем.

100-летний юбилей стал также поводом собрать новую информацию о, казалось бы, известном... и мы открыли для себя нашего земляка с новой стороны, хотя и были лично знакомы. Он был целым миром, потому что прожил очень длинную и интересную жизнь. Одновременно Андрей Константинович был скромным человеком – поэтому многие из его деяний мы узнаем только сейчас, задавшись целью собрать материал к 100-летию со дня его рождения.

В районной библиотеке посёлка Издешково обнаружились краеведческие статьи Андрея Константиновича, которые были напечатаны в 1994-1995 годах в газете «Сафоновская правда». Т.е., будучи уже на пенсии, Андрей Константинович был верен своему призванию историка и учителя и занимался историческим просвещением своих земляков. С полной библиографией А.К.Жаворонкова можно ознакомиться здесь.

Для Андрея Константиновича Малое Алфёрово было центром вселенной. Поэтому к некоторой информации, которую он писал в своих статьях, надо относиться с определённой долей скепсиса. Таков был его «художественный» стиль – он любил создавать легенды, потрясающие воображение слушателя и читателя. С ним было нескучно. В нём гармонично уживались талант дотошного историка и сказочника.

Андрей Константинович начал свой рассказ так:

Алфёрово -

В названии «Алфёрово» слышится далёкое эхо первой олимпиады, которая происходила в 767 году до нашей эры. В Греции, в том месте, где устраивалась олимпиада, сливались две реки. Одна река носила название Альфа. Альфа – первая буква греческого алфавита. Вот от названия этой реки и пошло название наших деревень - Алфёрово. Каким образом? Дело в том, что первого родившегося ребёнка называли Алфёром. Когда мы приняли христианство и греческие имена, то первый ребёнок получал имя Алфёра.

Во времена царя Ивана Грозного наш Вяземский уезд и некоторые соседние уезды были освобождены от всех боярских знатных людей. Выгнали их отсюда зимой около четырнадцати тысяч человек. А на их место царь заселил своих опричников. Каждый опричник, получив поместье – в один двор или в два двора, называл это место своим именем (или именем своего сына). Так у нас образовалось два Алфёрова: Малое Алфёрово и большое Алфёрово – благодаря опричникам Ивана Грозного. В Смоленской области несколько деревень с названием Алфёрово. Около Семлёво есть Алфёрово, под Духовщиной тоже есть Алфёрово. Алфёрово есть и в Белоруссии, и в Московской области.

Впервые Алфёрово встречается в писцовых книгах Василия Волынского, приблизительно в 1597 (94/95) году. Деревни тогда были по два-три дворика, не больше. Может быть, в большом Алфёрове было 5 дворов. И многие другие деревни, что вокруг Алфёрова, названы по именам опричников Ивана Грозного, владевших здесь землями.

Азарово – когда Иван Грозный взял Новгород и Псков, он переселил оттуда многих крестьян. Так как новгородские крестьяне назывались «азарники» (озорники), то и их первые поселения получили названия Азарово (приблизительно 1560-е годы).

Кононово, Жуково, Якушкино, Уварово – это всё владения Якушкиных. Иван Дмитриевич Якушкин – декабрист. Его главное поселение было в деревне Жуково. Напротив Жукова находится Федино. Одна половина деревни Федино принадлежала Якушкину, а другая половина – Муравьёву (там, может, три-четыре домика было). Муравьёв тоже был декабристом.

Моя бабушка родом из Федино. Когда она вышла замуж, то её фамилия была Муравьёва. Фамилий раньше не было у крестьян. Их называли по фамилии помещиков. Таким образом, моя бабушка оказалась связанной с родом декабристов. Агафья Фёдоровна Муравьёва, моя бабушка – очень чудесный был человек.

Агафья Фёдоровна Муравьёва и её внуки

Если бы моей бабушке было дать образование, то она бы была выдающимся исследователем, профессором. У нас в семье было восемь детей. Всем детям она определила судьбу – кто кем будет.

Старший мой брат Пётр – этот будет садоводом, сказала бабушка. В действительности он стал не садоводом, а судьбу свою связал с виноградарством. Он окончил Крымский сельскохозяйственный институт имени Калинина. Занимался виноградарством в Крыму, сделал крупное открытие. При приготовлении виноградного вина он добавил куриный белок. Вино получалось самого лучшего качества. Ушёл он от отца из деревни в пятнадцатилетнем возрасте, попросив на дорогу до Смоленска три рубля. Через два или три месяца мы получили от него письмо: «В больших отцовских сапогах я оказался на пристани в Севастополе, где когда-то служил наш дед Кузьма». В то время он путешествовал пятнадцати-, шестнадцатилетним мальчиком – судьба свела его с Твардовским Александром Трифоновичем и привела в колонию имени Макаренко под Харьковом. Петя видел там и Горького, который приезжал в колонию со своим сыном Алексеем. Мой брат получил среднее образование в этой колонии.

О втором брате бабушка сказала: «Коля будет пастухом». Он стал пастухом, пас в Енино, в нашей деревне и в других. Заметный был животновод.

Ваня, говорит, будет аблакатом («адвокатом»). Так он и стал юристом.

«Андрей будет либо попом, либо учителем», - предсказала мне бабушка. У меня действительно были такие колебания. Но после госпиталя товарищ пошёл в Московский университет, и я решил учиться после войны. Закончил исторический факультет Московского университета.

За мной шла сестрёнка, Верка. Она рано умерла от менингита, в 11 лет, в 1935 году. «Верка будет артисткой», - говорила бабушка. Она была очень красивая девочка, кудрявенькая, училась хорошо, рисовала, пела очень хорошо. Погибла нелепо: шла из школы, вспотела, сняла платочек. А была зима. Она снежку поела. Менингит, воспаление мозговой оболочки. Угасла девочка.

«Данил – этот будет строителем». Но он тоже рано умер.

Федя – самый младший наш брат (1932 г.р.) – этот будет военным. Он был военным, в звании капитана трагически погиб под Москвой.

«А Манька будет огородницей», - это про сестру Машу (1930 г.р.). Вот она в действительности и стала огородницей.

Братья Жаворонковы

Люди бы находились на своём месте, и страна наша бы процветала, если бы такие люди, как моя бабушка, с детства следили за детьми и помогали бы им в выборе дальнейшего пути. Тогда люди, не отличающиеся высокими государственными способностями, не обладающие даром предвидения, не занимали бы ответственные посты.

Бабушка моя умерла на восьмидесятом году жизни в 1939-м году.

Семья

Родились мы в деревне Малое Алфёрово, родители наши были крестьяне. Мама Екатерина Степановна была плясунья, красавица. Отец у нас был очень хороший – Константин Кузьмич Жаворонков, очень тихий, спокойный человек (умер в 1936-м). Никогда не дотронулся до нас, чтобы наказать или ударить. А у бабушки был прутик. Родители поженились в 1912-м году, венчались в Третьяковской церкви.

Другая бабушка Григорьева Варвара Митрофановна, родом из деревни Высоцкое. Происхождение деревни Высоцкое таково: в смутное время, году приблизительно в 1606, из деревни Высокое Егорьевского района под Москвой переселили крестьян в наши места. Деревню, в которой они поселились, они назвали Высоцкое.

Мария Константиновна добавляет о бабушке Варваре Митрофановне: «Отца раскулачили в 1930 году, наложили на него твёрдое задание. Пришли в дом, стали всё имущество забирать. Был один такой щупленький мужичишко, из Енино. Полез он в сундук, стал выбрасывать оттуда холсты. Бабушка, Варвара Митрофановна, на него закричала: «Ты прял? Ты ткал? Ах, ты негодяй!». И бросилась на него с кулаками. Тот испугался и убежал. Так бабушка отстояла холсты. Ну, а через десять лет немцы пришли, и пришлось бабушке опять отстаивать своё имущество, вступать в рукопашную уже с немцами.

В колхоз вступили – ни выходных, ни отпусков, ни зарплат. За хлебом ездили в Вязьму, свой хлеб отобрали. А с чем ехать-то? Зарплата где? Трудодень, трудодень, трудодень – палочку в трудовой книжке ставили. Одни только палочки. Где денег взять?.

Малое Алфёрово

В Малом Алфёрове раньше были кирпичные заводы. Мужики деревни объединялись в кооперативы. Самое главное в производстве кирпича – глина. Глину находили на новом месте. Если идти от нашей деревни к трассе, там есть дуб на правой стороне. Там тоже был кирпичный завод. Есть там прудик, остался с тех времён, как брали глину. Глину брали первоклассного качества.

Третьяковская церковь

Те развалины, что сейчас лежат в Третьяково, - это то, что осталось от Спасопреображенской церкви, которая была построена в 1908 году. Немцы её взорвали при отступлении в 1943 году.

Церковь была построена из кирпича, произведённого в нашей деревне. На церкви была памятная доска с надписью: «Благодарить жителей деревни Малое Алфёрово за изготовление кирпича для церкви самого превосходного качества». И когда я ходил в школу в Третьяково, я всегда гордо показывал товарищам эту надпись: «Вот смотрите, какие были мои односельчане! Не то, что ваши…». Перед войной церковь закрыли и сделали в её помещении склад.

Южнее Спасопреображенской церкви, - там стояли тополя, было старое кладбище, – была деревянная церковь. Она была построена в 1773 году капитаном Грековым. В 1929 (или в 1930-м году?) эту деревянную церковь разобрали и перевезли её в Куракино. Из неё сделали начальную школу.

Говорили мне, что стояла там ещё и третья церковь: между Третьяково и Енино.

В Третьяково имели своё поместье Кардо-Сысоевы. Кардо-Сысоевы имели родственные связи через своих жён с Грибоедовым и Пушкиным.

В роду Грибоедовых были три девочки, (сёстры, но не родные). Однажды в их имение в Хмелите пришёл странник. Девочки попросили его погадать им. Он посмотрел на одну, взял её за руки и поставил на стул. Странник сказал ей: «Как сейчас ты возвышаешься над своими сёстрами, так, как вырастешь и станешь большой, ты и будешь возвышаться над ними». Это была Елизавета Алексеевна Грибоедова, двоюродная сестра писателя Грибоедова А.С.. Она вышла замуж за генерала-фельдмаршала Паскевича Ивана Фёдоровича, графа Эриванского, светлейшего князя Варшавского. Паскевич подавлял польское восстание в 1831 году. Другая сестра вышла замуж за Кардо-Сысоева, третья за известного музыканта.

С Фёдором Николаевичем, последним сыном Кардо-Сысоева, 1885 года рождения, я находился в дружеских отношениях. Он жил в Москве. Брат его Василий Николаевич Кардо-Сысоев был профессором строительного имени Куйбышего института. Фотографию выпуска 1932 года этого института я передал в школьный краеведческий музей.

В 1917 году отец Кардо-Сысоев умер. Его похоронили под Третьяковской церковью по его завещанию. Для строительства церкви он отвёл участок с условием, чтобы его похоронили под церковью. Когда мы ходили в Третьяковскую школу, пол церкви уже был вскрыт, но гробница была нетронута. Во время оккупации, как мне рассказывала моя родственница Евдокия Трифоновна Трифонова, эту гробницу раскопал полицейский (якобы у Кардо-Сысоева были часы золотые и ещё что-то). В Третьяково есть берёзовая роща, недалеко от церкви. Моя родственница говорила, что она после войны перезахоронила останки Кардо-Сысоева в этой роще. Я искал это место, но не нашёл...

Якушкины

Когда свершилась революция, стали отбирать у помещиков землю, поместья. Якушкины обратились к Ленину. Поступил указ от Ленина: Якушкиных не трогать, потому что это родственники декабриста Ивана Дмитриевича Якушкина. Их и не трогали. Я видел одного из Якушкиных, – может быть, мне лет 8 было. Был он маленького росточка. Он остановился около нашего дома, и разговаривал с отцом. Тогда Якушкины находились на Уварово, а потом они переехали в Москву. Все Якушкины в 1918, 1919 годах, когда в России был голод, начиналась гражданская война, из Москвы приехали в наши деревни. Люди относились к ним очень, очень хорошо.

Мой дед Николай рассказывал мне об одном Якушкине. Иван Дмитрич Якушкин, ещё до отмены крепостного права отдал свои земли крестьянам: зимницким, болохнятским, и, возможно, алфёровским. Между мужиками этих деревень часто возникали ссоры. Не могли они разобраться, кому из них Якушкин отдал землю. Дед рассказывал мне так: «Декабрист, который хотел убить царя, после ссылки находился в Ярославле – губернатором Ярославской губернии. И мужики наши из Зимницы, Болохнят, Федино, Малого Алферова собрались и решили поехать к Якушкину». Но дед мой ошибся. Оказывается, в Ярославле был не Иван Дмитрич, и не был он губернатором Ярославской губернии. А это был его сын. У Якушкина было два сына. Один из них был профессором, преподавал в Ярославском лицее.

Собрали мужики три пуда Вяземских пряников и на двух подводах выехали делегацией в Ярославль. Думаю, что сам Иван Дмитрич уже умер к этому времени. Дед был участником этой делегации. Он рассказывал: «Приезжаем в Ярославль, узнали, где его дом. Вышел дворецкий. Доложились, что мы к Ивану Дмитричу. Когда дворецкий доложил, то сам Якушкин, как спал, так к нам в ночном белье и выскочил прямо на крыльцо с приглашением войти». Целую неделю они находились в гостях у сына Ивана Дмитриевича Якушкина.

Бессоново

Бессоновская деревянная Знаменская церковь была построена в 1773 г. коллежским ассесором П.Ф.Гринёвым. Он же построил церковь в Негошево, под Издешковым. Слышал я такую версию происхождения названия Бессоново: дескать, народ так назвал эту деревню, потому что там сам барин вставал чуть свет. Сам не спал и других заставлял работать. Без сна они все находились.

По документам же я установил, что у помещика Бессонова было имение около Телятково. То ли он прикупил ещё деревеньку, и стала она называться Бессоново по имени владельца-помещика?

С внучками знаменитого владельца села Бессоново Путяты Дмитрия Александровича я находился в дружественных отношениях. Они много мне о нём рассказывали. Родился Дмитрий Александрович в 1818 году (в этом же году родились Тургенев, Карл Маркс и Александр II), в 1911 году умер. Говорили, что имение Бессоново он выиграл в карты. Нет, это не так.

Вторая жена Путяты была из Телятково – дочь крестьянки. Первая жена была рождена вне брака, отец её был Литта – наместник острова Мальты. В 1798 году он был вынужден с острова Мальты переехать в Россию. На двадцати подводах его имущество везли через Европу в Петербург. Отец, наследник Мальты, оставил большое состояние – очень большое, своей внебрачной дочери, когда она вышла замуж. На это состояние и было куплено с торгов Бессоново в 1857 году.

Путята был выдающийся животновод не только России, но и мира. Он добился больших успехов в животноводстве и прославился высокоудойными коровами Перешиха, Игла и Наука на всю Россию.

В то время как Путята учился в Петербурге, в 1836 году умер Пушкин. Путята с ним простился, ходил в его дом. При этом он выпросил две или три волосинки Пушкина. Потом Дмитрий Александрович их хранил.

Хутор Косняковка

Рядом с деревней Малое Алферово до войны был хутор Косняковка. Здесь жили Чамовы. Чамовы пришли сюда из-под Дорогобужа в 1812 году. Они отступали от французов (наверное, они были помещики). Здесь они застряли, получили здесь землю. Как мне рассказывал отец, у них было 60 га земли. Отец в детстве со своим братом пас у них скот.

Мария Константиновна добавляет: После них осталась огромная липовая аллея. Липы были – не обхватить руками. Наши солдаты строили блиндажи, пилили эти липы, делали накаты на блиндажи.

Голочёловская школа

Все мои братья – Петя, Коля, Ваня – окончили Третьяковскую школу. В Третьяково сначала у нас была начальная школа. Я окончил только три класса в Третьяково, а четвёртый уже учился в Голочёлово. В Третьяково был учитель Борисов Степан Ильич.

Учителя в Голочёлово были замечательные. Ширяев Михаил Фёдорович, я у него учился в 5-м, 6-м классе. Я помню каждый его урок. Как он нам рассказывал о Пушкине! Как будто он был вместе с Пушкиным. Он объяснял этимологию, происхождение почти каждого слова. Математику преподавал Николай Дмитриевич Соловьёв. Познания давал простые, но основательные. Хотя у меня и не было образования 10 классов, не было аттестата о среднем образовании, когда я поступал в Московский университет в 1945 году, я блестяще сдал литературу, историю сдал на «отлично». Немного подзасыпался лишь на немецком языке. Голочёловская школа была очень хорошая, многие её выпускники учились в Московском университете, получили высшее образование.

В 1941 году в Голочёловской средней школе был первый и последний выпуск. Находилась она в старом барском доме. Дом был очень хороший. В Голочёлово имел поместье помещик по фамилии Яковлев. Я учился в одном классе с Яковлевым Толей. Отца его звали Евгений Яковлев. Как помещика, его арестовали. Дальнейшая судьба его мне неизвестна. Многие арестованные по нашей Смоленской области были расстреляны в Катыни. Помещик-то он был мелкопоместный. Яковлева Серафима Викентьевна, учительница младшей школы в Высоцком, доводилась ему родственницей. Оставили они о себе очень и очень добрую память. Царство им всем небесное.

Трасса Москва-Минск

Мы хорошо помним, как строили трассу Москва-Минск. Я сам принимал участие в строительстве этой трассы. С рейсшинной линейкой до Днепра дошёл!

Лагерь заключенных, которые строили трассу, находился в полутора километрах от нашей деревни. Трасса сначала была покрыта булыжником. У нас пруд в деревне был. Заключенных сюда приводили, они в нашем пруду мылись. Труд у них был изнурительный, всё руками делали, никакой техники. Откуда они были родом? Знаю, что среди них были люди из Саратова.

Строители трассы (трассоармейцы) иногда просили меня что-нибудь им принести. Один раз дали мне 73 рубля и сказали: «Мальчик, принеси нам водки». Я принёс. Другой раз опять дали мне денег. Но я не смог купить, что просили. Вернулся, а заключенных уже нет на том месте, их увели. А у меня деньги остались. Я пришёл домой, деньги под подушку спрятал. Матери ничего не сказал. Только старшему брату Ване похвастался. Ему деньги показал, но просил никому не говорить. Мать приходит, Ваня ей и шепнул, что у Андрея, мол, денег много. Мать, узнав, что деньги эти заключенных-строителей, завернула их в тряпочку, камешек положила туда и велела идти к лагерю и через забор перекинуть, деньги обязательно вернуть. А у них там часовые, охранники. Ну, перекинул, вернул деньги.

Был свидетелем такого случая. Вижу как-то, охранник штыком в дёрн тыкает. Что случилось? Оказалось, что стали заключенных после работы в лагерь вести: посчитали их – одного нет. Куда делся? Штыками всё протыкали, никого не нашли. Ведут, значит, заключенных. А собака ни с того, ни с сего стала на охранника лаять. Что такое? Понять не могут. Посмотрели – а штык-то в крови. Это заключенные одного из своих закопали в дёрн, он бежать хотел. Но вот так его и обнаружили. Живой он был, хоть штыком и израненый.

Был ещё такой со мной эпизод. Как-то иду по дороге, а был туман, дым, ничего видно не было. Это болота у нас горели. Вдруг натолкнулся на кого-то. Это оказался заключённый из лагеря, который бежал, воспользовавшись дымом и туманом. Он спросил: «Мальчик, как мне пройти в Голочёлово?». Я показал ему дорогу. Другой заключенный сбежал и у нас в деревне прятался. Его искали и нашли. Дорога наша строилась на костях.

Предчувствие войны

Перед войной мужики простые в нашей деревне собирались и обсуждали. Говорили, что дорогу Москва-Минск для немцев строят. Как только дорога будет построена, так начнётся война. И наши бабы, мать наша и другие, собирались на перекрёстке и вели очень тревожные разговоры. Баба Васюта говорила: «Ой, что-то будет, что-то будет… это не к добру, не к добру».

Обычно мы не видим северное сияние. А в том году блики северного сияния были видны. Я иногда возвращался из Голочёлова, шёл обычно через лес. В тот год лес стонал. Это было в феврале, в марте 1941 года.

Рядом с деревней был строевой лес – тёмный, еловый. Это был деревенский лес. Никто не имел право там пилить. А, если кому по хозяйственной части надо было, то выделялось шестьдесят стволов – стройся. Лес был хороший. Но немцы пришли – увезли наш строевой лес.

Мария Константиновна: Мы потом за хворостом еловым туда ходили, топили этим печки. Хвороста было много, лежал он высоко.

Война

Андрей Константинович: В 1941 году я закончил 9 классов. Когда началась война, я был дома, здесь в деревне. 22 июня 1941 года – день был очень хороший, по небу шли кучевые облака. Узнали, что война. Нас, молодёжь, отправили в Старое Село строить аэродром. Со Старого Села нас перебросили на Днепр. Там вместе с московскими студентами мы рыли противотанковые рвы. Там же, на Днепре, мы попали под первую бомбёжку. Это было 3 июля 1941 года. Мы ночевали в овине. Около нас стали разрываться бомбы, снаряды. Мой друг, Вася Федотов, выбросил свой маленький чемоданчик в окошечко. А там спали москвичи. Наверное, в кого-то Вася попал, потому что один москвич закричал: «Ой! Ой! Меня ранило!». Мы побежали в рожь. Рожь загорелась. С нами в этом овине была Марина Танюшкина. Она тогда тронулась умом: «Ой, матушка! Ой, матушка!» - всё причитала.

Председатель сельского совета Максимов Вася прислал нам повестки, чтобы появились в райвоенкомате 11 июля 1941 года. Мы так и сделали. Идя домой с Днепра через Городище, Болохняты, мимо Третьякова, я зашёл на кладбище, простился с отцом. Я дал ему клятву, что буду стараться, чтобы все мои братья остались живы, хоть пусть погибну я сам.

Мать возила молоко колхозное в Третьяково. Мы с ней сели на повозку, на телегу, довезла она меня до зимницкой границы. «Ну, сынок, - говорит, - теперь моя дорожка из Дубков на Третьяково». Простились мы с матерью. Она сказала только: «Идя в люди, не обижай людей». До сих пор помню её слова. Я подошёл к коню, обнял его. А у коня – слёзы. Конь понял, какая трагедия пришла на нашу землю. Я очень часто пас коней. Как бы мне хотелось, если не встретить их, то хотя бы узнать, где их могилы.

В Издешкове мы, допризывники, сели на поезд, доехали до Саньково – до саньковского переезда, а тут бомбёжка. Наш поезд стали бомбить. Хорошо, что машинист остановил поезд. Мы выскочили из поезда. Метрах в ста от железной дороги паслось саньковское стадо. Когда бомбёжка закончилась, смотрим, несколько коров лежат, опрокинувшись, ноги вверх. Подъехали к Вязьме – вяземский вокзал разбит, тоже бомбёжка была.

Мария Константиновна добавляет: Алфёровский вокзал тоже разбит был. Его только построили, новый был, такой красавец. Он был деревянный. И так жарко горел! Мы это видели из своей деревни, из Малого Алфёрова наблюдали.

Андрей Константинович: Дальше мы шли пешком до Гжатска. В Вязьме к нам присоединились Ельнинские, Кардымовские рябята - допризывники. В Гжатске мы остановились у церкви (она и сейчас там стоит), а рядом было кладбище. Я помню, что заходил на это кладбище. Одна эпитафия мне понравилась: «Печальный памятник, слезами орошённый, храни ты знак любви и гордости моей». Мы жили там в шалашах. Потом сопровождающий нас исчез вместе с нашими документами. Что делать, куда идти? Мы сами не знаем. Кто-то решил вернуться домой. Голочёловцев было человек двенадцать, группа сплоченная: Миша Рыбаков, Ванька Жигунов, Якушев Лёша, Дмитриев Лёня, Сверкунов с Высоцкого. Хорошие были ребята. Всех распределили, кого куда, а нам с Колей Пименовым не хватило обмундирования. Мне не досталось ботинок, а Коле – шинели. Вот так мы от этих ребят и отстали. Все они поступили в миномётное училище. А мы с Колей потом поступили в Ульяновское танковое училище. После окончания училища побыли в Челябинске, получили танки, и были направлены на западный фронт. Освобождали Ельню, потом Красный. В Белоруссии дошли до Орши. Под Оршей в бою я был тяжело ранен.

Медсестра Вера

Было 8 марта 1944 года. К нашему танку подошла медсестра Вера – красивая, молодая, лет восемнадцать ей было. Да и мне 21 год был. Со мной был друг Коля (сгорел он потом в танке, царство ему небесное). «Ой, братчики, как я хочу закурить!» - сказала. Какие-то подарки она нам принесла, хотя это мы должны были ей подарки дарить. Сели мы – я, Вера и Коля. Я стал скручивать для Веры «козью ножку», самокрутку. И вдруг – снаряд! И все осколки пошли на Веру. Мы с Колей под танк. Минут десять-пятнадцать этот обстрел немцы продолжали, потом они открыли огонь дальше. Коля говорит: «Ну, пора, вылазь отсюда». А очень холодно лежать под танком было, земля холодная. Смотрим, Вера наша лежит. Пульс, кажется, не бьётся, глаза закрыты. Я говорю Коле: «Погибла Вера». Кофта на ней была. Вся она была разрезана осколками. Грудь была перебита – молодая, неоформившаяся ещё... Кой-какой материал нашли, рубашку – стали её перевязывать. Ноги у неё были перебиты, кости видны. Сумку её с медикаментами разнесло. Чем помощь оказывать? Только единственное средство – моча. Взяли глины, смешали её с порохом, и обложили этим все её раны. По рации связались с командиром полка. Приехал за Верой танкист на танке без башни. Положили Веру на броню танка, подложив под неё шинель. Отъехали чуть подальше, там Лёша Лях, старший лейтенант, свои кишки рвёт. Выпало у него всё от ранения. Да, ну что делать… Он к нам: «Братишки, братишки, я же с вами воевал, вы же мои друзья, пристрелите меня, пристрелите…». С ума, что ли, сошёл? Мы связали ему руки сзади. Руки все в грязи. Завернули, тоже на танк положили.

Через двадцать лет Вера меня посетила в Москве с дочерью (правда, меня дома в это время не было). Она выжила. Ходила она с палочкой, потому что одна нога после ранения у неё стала короче. Жена мне всё это рассказала.

Ранение

На следующий день, 9 марта снова был обстрел. Немцы пробили мой танк, борт КВ. Когда я выскочил из танка, был новый удар, и я получил ранение в руку и в ногу. Попал я в госпиталь. Провёл там полтора года. Лежал в Сочи. Ранка на ноге не заживала. Остемилит – нагноение кости. Маленькие осколочки остались в ране, и они давали всякую гадость. Даже, когда я вернулся из госпиталя, в 1945 году, я почувствовал однажды, что нога у меня горит. Развязал ранку – а там черви. Настолько они вычистили ранку, что она стала чистой, и осколочек маленький вышел.

Малое Алфёрово во время оккупации

Мария Константиновна:

Немец шёл по дороге на Москву – по булыжниковой мостовой – такой грохот стоял!

Один немец, восторженный такой, заскочил в наш дом и кричит: «Матка! Драй таге вир тринкен кофе ин Москоу!».

Мы так поняли, что через три дня они уже собираются кофе пить в Москве... Но такая сила шла на Москву! Мы думали, что всё, конец...

А потом затихли, затихли...

У нас в деревне стояли австрийские ремонтные бригады.

Зверств никаких у нас немцы не устраивали, партизанов у нас не было. Но были расстрелы по доносу своих же. Немцы расстреляли учителей Голочёловской школы. Были расстреляны директор школы Андрей Семёнович Селедцов, жена директора Наталья Васильевна Селедцова, учитель литературы Пётр Никитич Толкачёв, жена его Мария Афанасьевна Толкачёва, девятилетняя девочка Галя. Никакой связи с партизанами они не поддерживали, не успели они ещё ничего сделать. Потом их останки перезахоронили на Третьяковском кладбище.

В нашей деревне также были расстреляны жители. Было это 28 февраля 1942 года: Тяпочкин, Климов Степан Климович (он был председатель колхоза до войны, нашей тётки муж) с шестнадцатилетним сыном Васей. В это же время в Третьяково был расстрелян председатель сельского совета Борисов. Есть предположение, что свои донесли на них немцам.

Тиф у нас свирепствовал. Но нас как-то миновало. Может быть потому, что бабушка всегда заставляла нас хрен есть. И квас с хреном, и на хлеб – хрен.

Небесная почта

Андрей Константинович: В 1942 году находился я в военном училище с Колей Пименовым, он из Горлово. Я ему говорю: «Коля, давай напишем письма на родину». А родина ж была оккупирована... Он отвечает: «Ты что? Гитлер со Сталиным заключат мир скорее, чем дойдут наши письма. Там же оккупировано! Как дойдут наши письма?». Я говорю: «Дойдут, надо только написать». Коля не стал писать, а я написал письмо матери.

Мария Константиновна продолжает рассказ: Письма были сброшены самолётом на горловское поле. Женщины из Горлово на этом поле жали рожь. Матери потихонечку шепнули, передали, что от Андрея письмо было сброшено на поле [1*]. Она изумилась: «Как от Андрея письмо? Не может быть!». Меня послали за письмом, мне было лет одиннадцать. Тепло было, я была в юбчоночке и в кофточке. Отдали мне письмо (Эрастова Аграфена Михайловна отдала), спрятала я это письмо под кофточку и прижала к себе. Возвращаюсь, до деревни ещё полпути. И вдруг слышу, сзади едут немцы. Что делать? Спрятаться в кусты – заподозрят. Ну, думаю, что будет, то и будет. И спокойно иду себе и иду. Немцы ехали на лошади, на телеге. Вдруг слышу: «Кляйне мэдхэн, кляйне мэдхэн! Зитцен, зитцен!». Думаю, не сесть – тоже заподозрят. А письмо так под кофточкой и держу. До деревни уже мало оставалось. Я села на телегу: «Данке, данке». Доехала я до своей деревни, соскочила с телеги: «Данке, данке, спасибо, спасибо». А они: «Битте, битте». Вот так благополучно пришла я к мамке.

Поджог Малого Алфёрова

Мария Константиновна: Немцы, отступая, деревню подожгли. Осталось три дома на перекрёстке. Дорога тогда по-другому шла по деревне, полевая была. Нынешнюю дорогу построили в 1974 году. Остались наш дом, нашего дяди и ещё одной нашей родственницы. Наверное, если бы подожгли наши дома на перекрёстке, то огонь помешал бы им самим отступать, потому что немцы всё ехали и ехали из Енино и из других деревень.

Андрей Константинович: Нет, не так всё было! Баба Варя выскочила, когда дома стали поджигать! Сидит немец на корточках с паяльной лампой, поджигает наш сарай. Баба Варя ногой двинула в грудь этому немцу. Тот полетел навзничь и бросил свой автомат. Бабушка подхватила автомат, а как им пользоваться – она не знала. Немец бежал. Она за ним. Так был спасён наш дом. Это – баба Варя! Баба Варя была женщина смелая и очень отчаянная.

Мария Константиновна подтверждает: Да, она иногда в схватку с немцами вступала. Однажды был такой эпизод. С другого конца деревни пришёл немец - немец или не немец, кто их разберёт? Кого их там только не было... Они все были одеты в немецкую форму: и румыны, и финны, и австрийцы. Мы всех их считали за немцев. Вот какой-то солдат с другого конца деревни пришёл к нам кур воровать. Мы были в доме. В нашем доме тоже было много немцев. Куры закурлыкали, бабушка выбежала. А навстречу ей этот солдат с двумя курицами. Бабушка выхватила у него кур – одну, другую, - и давай его по голове этими курами бить! Только пух полетел! Солдат вырвался и побежал по деревне, крича: «Круце фикса кроменла!». Бежит, от бабушки спасается и ругается: «Круце фикса кроменла!». Что это за ругательные слова, я до сих пор не знаю. А пух летит, перья!!! Вышли немцы, которые у нас в доме стояли (но они ничего у нас не трогали!). «Матка Русь, гут!» - кричали немцы. Как они хохотали! Весь вечер они разбирали этот случай, хохотали невозможно, как! За животы хватались.

Брат Пётр

Андрей Константинович: 13 января 1943 года я находился в Ульяновском танковом училище. Почему-то было мне очень плохо, я даже ходить не мог, места себе не находил, хотя вроде и болен не был. Получил замечание от преподавателя. Через 10 лет выяснилось, что в этот день погиб мой брат Пётр в городе Губаха под Пермью, якобы от сердечной недостаточности (но это всем так писали). В 1957 году он был реабилитирован. Маме прислали извещение, что сын реабилитирован, и 400 рублей денег. Я стал хлопотать, что, где и как было с братом? Выяснил, что в 1940-м году он был призван в армию, служил на флоте. А вот, что с ним дальше произошло?

Вот такая судьба… А был бы учёный по виноделию… Перед гибелью он прислал матери письмо, где писал: пусть мои братья опасаются ложных друзей.

Мария Константиновна: «Когда старший брат Пётр на сторону уехал, мне было лет шесть. Ушёл мальчик из деревни с пятью классами. Учителя считали, что Петенька - мальчик очень умный, не пропадёт в жизни, и порекомендовали ему спасаться от голода, нищеты и коллективизации. Через двенадцать лет он вернулся домой с дипломом агронома.

Мы с братом Андреем возвращались из Вязьмы, когда брат Петя приехал. Жизнь такая была, что за буханкой хлеба ездили в Вязьму. Свой хлеб отобрали.

Андрей Константинович: Мы приезжаем с Машей, а мать тихо-тихо говорит: «Петя у нас, брат ваш приехал». Привёз он диплом и фото с выпуском агрономов Симферопольского института.

О нравственном уровне

Ни о чём в жизни я не жалею. Жизнь моя была хорошая. Я никогда не испытывал голода. Я рад, что в критических ситуациях у меня хватало сил оказаться на высоком нравственном уровне.

Был случай такой в моей жизни, которым я могу гордиться. В Голочёлове был преподаватель истории Иван Васильевич Фомин. Все говорили, что он – сын или брат Тухачевского, не самого, а от дяди Тухачевского. Мать его где-то у них ключницей работала. Он действительно был похож на Тухачевского. В 1937 году Фомина арестовали, как врага народа. Сначала содержали его в Издешково. Меня вызывали туда на допрос. Там я его видел: он был бледный, как мне показалось, как куриное яйцо. Иван Васильевич прочёл мои показания и вдруг сказал: «Спасибо, я знал, что ты настоящий ученик». Под следствием он находился года полтора или два. Суд был в Вязьме. Судил его ревтрибунал. В суде в ревтрибунале меня спросили: «В каких отношениях Эр-в (тоже учитель в Голочёловской школе) находился с Фоминым?». «Что могу я сказать? – ответил я, - К нам в школу приехала учительница начальных классов Нина Ивановна – симпатичная, красивая женщина. За ней ухаживал Эр-в. Мы знали, что у них вот-вот будет свадьба. А вышла она замуж за Фомина Ивана Васильевича». Что-то спросили про мать его, но я сказал, что это надо спрашивать у самой матери. Судья счёл такой ответ за дерзость. Потом, «встать, суд идёт», «Ивана Васильевича Фомина, русского, 1914 (кажется так) года рождения – оправдать!». Иван Васильевич благодарил меня со слезами на глазах.

Помню и такое. Немецкий офицер лежал около моего танка раненый. Рядом был убитый радист Вассак Каримов. Немцы были очень близко, я даже встать не мог. Раненый немецкий офицер обращается ко мне: «Ост брюдер, тот нихьт». Я перевёл: «Брат Востока, не придавай меня смерти, не убивай меня». Я бы мог его убить. Я подумал, что у него есть такая же мать, как и у меня. И стал я уходить от танка подальше [2*].

С другим немцем, немецким офицером, я столкнулся, чуть ли не лоб в лоб, в Ельне. Повернул в переулок, а там – немец! Сколько времени прошло?! Секунды! И немец, наверное, и я, быстро сообразили, что сил у нас одинаково, и он с пистолетом, и – я, оба вооружены. И, как будто, как кто нам дал команду: «Кругом!».

И разошлись мы своими дорогами...

(записано 6 июня 2010 года)