Статья А.К.Жаворонкова
о бое под деревней Баево в Белоруссии
12 октября 1943 года
Андрею Константиновичу Жаворонкову довелось прожить очень долгую жизнь, хотя она могла оборваться очень рано, как у тысяч его сверстников, погибших в годы Великой Отечественной войны. Жаворонков был командиром взвода танка КВ 63-го гвардейского танкового полка прорыва 33-й армии. В 1943 освобождал Ельню, Красный. В Белоруссии дошёл до Орши. Спустя много лет после окончания войны, в 2010 году, он сам так подвёл итог своей судьбе:
Ни о чём в жизни я не жалею. Жизнь моя была хорошая. Я никогда не испытывал голода. Я рад, что в критических ситуациях у меня хватало сил оказаться на высоком нравственном уровне.
Помню и такое. Немецкий офицер лежал около моего танка раненый. Рядом был убитый радист Вассак Каримов. Немцы были очень близко, я даже встать не мог. Раненый немецкий офицер обращается ко мне: «Ост брюдер, тот нихьт». Я перевёл: «Брат Востока, не придавай меня смерти, не убивай меня». Я бы мог его убить. Я подумал, что у него есть такая же мать, как и у меня. И стал я уходить от танка подальше.
Примечательно, что этот случай врезался в память Андрея Константиновича именно тем, что он не стал убивать немецкого офицера, который в первую очередь был для него человеком - причём раненым человеком, а не врагом. Гуманизм лежал в основе жизненной позиции Жаворонкова и во время войны.
Гвардии лейтенант Жаворонков был награждён за тот бой под деревней Баево орденом «Красной Звезды». Из наградного листа:
Тов. Жаворонков в бою в районе д.Баево первым форсировал р.Мерея и, ведя огонь из пушки и пулемёта, смело вклинился во вражескую оборону. Танк тов.Жаворонкова подорвался на мине, его самого оглушило, но отважный офицер не покинул танка, огнём с места он поддерживал наступление нашей пехоты. Когда кончились снаряды, он продолжал вести пулемётный огонь. Стемнело. К танку Жаворонкова подбирались немецкие автоматчики, чтобы поджечь его. Жаворонков сначала пулемётным огнём, а затем огнём из автомата и гранатами отражал все попытки немцев приблизиться к танку.
Немцы, подтянув самоходное орудие, подожгли танк тов.Жаворонкова. Только тогда Жаворонков по приказу командования оставил танк и с боем вывел свой экипаж в своё расположение. Тов.Жаворонков провёл в осажденном танке 8 часов, уничтожив при этом миномёт, два ДЗОТа и до 15 солдат и офицеров противника.
Достоин правительственной награды - ордена «Красная Звезда».
31 Октября 1943 года.
Уже в мае 2017 года случайно нашлись старые листы с текстом статьи, написанной Андреем Константиновичем Жаворонковым в 1990-м году для немецкой газеты, где он описывал этот эпизод своей жизни. Остаётся пока неизвестным, была ли когда-нибудь опубликована эта статья в печати. Листы предназначались для растопки печки, но Мария Константиновна, сестра Андрея Константиновича, не смогла бросить записи брата в огонь. Ей уже не впервой доводилось спасать мысли брата, изложенные на бумаге, от уничтожения.
Пути господни неисповедимы
Это было 12 октября 1943 г. в Белоруссии, около села Баево, на левом берегу реки Мереи, левого притока Днепра, под Оршей.
В тот день наш танковый полк пошел в атаку. Сходу была прорвана первая линия обороны, но, наступая дальше, мой танк наскочил на мину. Началась осада танка немцами.
Экипаж отстреливался пулеметным огнем и гранатами, пушка же смотрела в небо из-за развороченной миной гусеницы. Из блиндажа дважды выходил с подзорной трубой генерал - и дважды блиндаж превращался в руины. Бой продолжался весь день. От страшного напряжения и пороховых газов глаза покраснели, а ушные раковины напухли. Противник вел все время беспрерывный усиленный огонь. Среди немцев слышалась и русская речь, на которой говорили наши предатели. Один из них, взяв бутылку шнапса, громко крикнул, называя мое имя: «Андрей, иди выпьем!». То был мой двоюродный брат, как выяснилось после войны.
Многие немцы и власовцы, которые бежали из первой траншеи, были убиты и ранены моим радистом.
«О поле! О поле! Кто тебя усеял мертвыми телами?» Осенний день догорал, готовясь встретить Покров-Батюшку, а бой не утихал. Налево от нас слышались команды на польском, русском и немецком языках. Поляки торжествовали: они отбили деревню Трегубово. А сотни немецких самолетов, сменяв друг друга, не давая пехоте и танкам продвигаться вперед, бомбили наши позиции по всему фронту. Пламя пожара горящих деревень, покрытых соломой, зловеще отражалось в мутных водах Днепра. А ночная полутьма золотой осени разносила по всей долине протяжный плач крестьянок и филинов, потерявших свои гнезда. На второй день я вылез из танка через аварийный люк и увидел своего убитого радиста, а рядом с ним раненого немца, моего ровесника. Он был брюнет, красив собою, с правильными чертами лица, среднего роста, окровавленные волосы прикрывали широкий лоб Бетховена.
Нагнувшись к нему, я услышал сквозь стон: «Ostbruder töte mich nicht» [1*]. Я хорошо уяснил смысл его фразы и положил свой пистолет за пазуху куртки. Я понял, что он не враг мой, раз называет меня братом, а такой же обманутый, как и миллионы других людей, пришедших на мою землю.
[1*] Восточный брат, не убивай меня. (нем.)
(Прим. Админ. сайта)
«Он должен жить и любоваться красотой мира и вот этой луной, свидетельницей встречи двух молодых людей на поле брани, не дав им стать Авелем и Каином, - думал я, - ведь он тоже, как и я, сын Матери, которая узнав о гибели своего сына - опоры и надежды в её превратной судьбе - будет плакать и всю жизнь проклинать того русского, кто не пощадил её сына: хорошо бы на этом месте оказались вместо нас Гитлер и Сталин, а мы причем, дети России и Германии?"
Луна повисла нац садом, освещая картофельный бурт баевского крестьянина, которого не тронули пули двух враждебных сторон.
Ветер усилился, осыпая листву сада, а из-за облаков как будто кто-то читал:
«Пирует смерть уж вот три года,
три года жизни унося.
В обмане держит все народы,
всё в жертву Лиру принося.
Всемирный стон. Людские слезы.
плач вдов, отцов и матерей
и каждый день войны угрозы
Что вот опять возьмут детей.
Опустошенье. Ряд пожарищ
Следы потоптанных полей,
убитый друг, отец, товарищ
и море жалких бедняков
За что друг другу горло режем?
Зачем вонзаем мы кинжал?
Или за то, что в дикой пьянке
встал капитал на капитал?»
Я хотел помочь раненому немцу, но ракета, упав рядом, осветила меня, а пулеметная очередь прижала меня к земле, не давая возможности подняться. Я пополз по-пластунски по танковому следу, боясь мин, под проволочное заграждение, помятое и превращенное в клубок гусеницами танка. Мои товарищи следовали за мной.
Я вспомнил об этом, когда смотрел передачи из новой объединенной Германии, когда заключался договор, где увидел в многочисленной толпе знакомое мне лицо. И тогда я, вздрогнув, подумал: «Пути Господни неисповедимы».
В детстве я любил читать И.С. Тургенева. Его герой повести «Ася» однажды остановился в небольшом городке на левом берегу Рейна. Красоты природы, радушные лица поселян очаровали его. Такой Германия осталась и в моем сознании на всю жизнь. Германией Шиллера и Гёте, Канта и Гегеля, Моцарта и Бетховена и других великих людей.
Заканчивая свое письмо, я хочу закончить словами персонажа тургеневской повести: «Привет тебе, скромный уголок германской земли, с твоим незатейливым довольством, с повсеместными следами прилежных рук, терпеливой, хотя неспешной работы...
Привет тебе и мир!»
18 декабря 1990 г. А.Жаворонков