Материал страницы был обновлен 30.10.2019 г.

Воспоминания
Никитиной
Ольги Александровны (1954 г.р.)

---

Про Алфёрово и Алфёровскую школу

Ещё не время,
Уже не время,
А в промежутке -
жизнь.

В 2019 году сайту www.alferovo.ru исполняется 10 лет. Воспоминания Ольги Никитиной открывают цикл публикаций из Новейшей истории Алфёрова в ознаменование этого события. Присылайте свои рассказы, дополнения и комментарии о важнейших событиях в жизни посёлка (а также о существовавших 50 лет назад быте и нравах алферовцев) на e-mail администратора сайта, указанный внизу каждой страницы. Открывайте окно в прошлое!

Быт и нравы алфёровцев - непридуманный рассказ

Главный вопрос, тут же возникающий у человека, которого попросили написать воспоминания: «Зачем? Кому это будет интересно?». Так и уносятся в вечность частички истории, зачастую не оставив по себе ни малейшего следа.

Необходимость фиксировать пережитое доходчиво объяснил Дмитрий Сергеевич Лихачев в книге «Я вспоминаю»: «Воспоминания открывают нам окно в прошлое. Они не только сообщают нам сведения о прошлом, но дают нам и точки зрения современников событий, живое ощущение современников. Конечно, бывает и так, что мемуаристам изменяет память (мемуары без отдельных ошибок - крайняя редкость), или они освещают прошлое чересчур субъективно. Но зато в очень большом числе случаев мемуаристы рассказывают то, что не получило и не могло получить отражения ни в каком другом виде исторических источников».

Непридуманный рассказ Ольги Никитиной (дочери учителей Алфёровской школы Александра Яковлевича и Клавдии Антоновны Никитиных) о быте и нравах жителей Алфёрова в 50-70-е годы - это отражение уже ушедшего времени, о котором можно узнать только у очевидцев тех событий. Это воспоминания, ценность которых повышается с годами. Пока они более всего интересны местным жителям. Но пройдет время, жизнь кардинально изменится, и эти запечатленные детали деревенского быта станут уникальной информацией. Во многом таковыми они стали уже сейчас.

Тем, кто не оглядывается назад, не заглянуть вперед. После окончания Алферовской школы Ольга Александровна переехала в Смоленск, где получила среднее образование и поступила в СФМЭИ. После института по распределению приехала на работу в Харьков. Начало жизненного пути, связанное с названием Алферово, она вспоминает с особой теплотой и нежностью. Читайте и наслаждайтесь маленькими, всем близкими и понятными, картинками недавнего прошлого. Из разрозненных фрагментов памяти и складывается полная картина времени.

Мои замечательные родители

Мои родители всю свою жизнь отдали школе.

Мама моя была замечательная женщина - как и все мамы, наверное. Я только теперь понимаю, как много всего она делала, и сколько у неё было разнообразных  интересов.

Отец был настоящим коммунистом, в самом лучшем значении этого слова – воевал, строил школу, учил детей.

Сначала кратко о родителях. Мама - Никитина Клавдия Антоновна (девичья фамилия Мишина) родом из Рязанской области, 1930 года рождения. Окончила пединститут в городе Ряжеске Рязанской области и была направлена в Карманово Гжатского района. Это 40 км от Гжатска.

Отец Никитин Александр Яковлевич 1920 года рождения. Родился в селе Новоселки Монастырщинского района Смоленской области. В 1941 году закончил срочное военно-артиллерийское училище и был на фронте с 1942 года. Воевал на «катюшах», был контужен, ранен [1].

Войну закончил в Берлине, и там же был до 1946 года. Комиссовался по здоровью, вернулся в Смоленск, закончил пединститут - географический факультет.

По распределению отец был направлен в Карманово. Там они с мамой встретились и поженились.

В 1953 году они переехали в Издешково. Там я и родилась в 1954 году. Помню, как однажды мы с отцом (я уже школьница) на пригородном поезде ехали в Издешково и, когда переезжали речку Дымку, отец сказал: «Когда ты была маленькая, я носил тебя сюда гулять, а ты увидела луну и расплакалась - дай!». И потом уже навсегда речка Дымка была для меня связана с этим воспоминанием.

А в 1955 отца направили в Алфёрово директором школы. В то время школа была чуть ли не единственным деревянным зданием – после войны люди жили в землянках и только начинали строиться.

О старой школе

Школа размещалась в маленьком деревянном доме. Я её очень хорошо помню, вот просто сразу представляю: там были три комнаты под классы, учительская и самая маленькая комната с печкой-плитой (здесь и жили родители).  Сюда приехала и моя бабушка Мишина Анастасия Максимовна - мамина мама. Она сидела со мной, а мама работала. Мама работала учителем истории, отец - учителем географии.

Помню учителей некоторых. Был такой Михаил Петрович. Он был инвалидом - рука не действовала, и хромал. Кажется, он вел физику. Елизавета Петровна - очень представительная и строгая, как мне казалось. Помню, как звонили в колокольчик на урок и на перемену. Так мне хотелось позвонить - не разрешали. Помню, как в учительской пахло глобусом - он был такой большой. Еще были плакаты с картинками – наверное, какие-то учебные пособия.

Возле школы был большой школьный огород. А за огородом были деревянные сараи - там держали кроликов. Это школьное хозяйство было. За кроликами ученики ухаживали: траву приносили, воду меняли. Помню этих забавных кроликов в клетках.

Началось строительство новой школы – шлакоблочной. Был выкопан под фундамент очень глубокий ров - целые лабиринты по периметру школы под несущие стены. При этом находили всякие любопытные вещи: осколки красивых тарелок, флаконы старинные из-под духов и лекарств. Говорили, что на этом месте раньше был барский дом. Может, что-то ещё было – это то, что я, будучи ребенком, не запомнила. Судя по расположению старых лип, это могло быть местом барского дома в Кононове [2].

В 1961 году школа открылась, и я в этом году пошла в первый класс. Помню торжественное открытие школы: 1 сентября была линейка на улице, помню речь отца – директора школы, как он волновался, как приветствовал нас, первоклашек, и всем пожал руку. А я так стеснялась своих родителей учителей…

В этой школе отец проработал всю свою жизнь. Теперь с возрастом я понимаю – как непросто было ему строить новую школу, управлять коллективом, строить отношения с администрацией совхоза и быть учителем. В 1957 году родился мой брат Дмитрий. К этому времени отец построил наш дом. Помню, как переселялись – как картинку: большая комната, светлый пол и посредине печка, а я бегаю вокруг печки.

Учила нас сначала Лидия Родионовна. 1-ый, 2-ой, и 3-й класс были объединены, и мы учились вместе. А потом нас учила Нина Парфеновна. Какие же хорошие у нас были учителя! Как много они нам дали и знаний, и доброты.

Как принимали в «октябрята» и пионеры, почему-то не помню. Помню, что галстук очень берегла и каждый день гладила в школу. Помню линейки школьные с барабаном и горном.

На большой перемене нам давали горячие пончики и чай. Наверное, никогда потом я не ела вкуснее тех пончиков! В раздевалке «работали» сами ученики старших классов – дежурные. Принимали у младших одежду. А вот как мы разбирались с калошами – не помню. Помню, в школе всегда было чисто и тепло. Отопление было печное. Моя бабушка работала в школе техничкой вместе с тётей Нюрой Каталкиной и тётей Полей Дулетовой. Тётя Поля жила в Марьино – крайний домик маленький, недалеко от речки. Они дружили с бабушкой, и бабушка брала меня с собой, когда ходила к ней. Помню, как они пели «Хаз-Булат удалой, бедна сакля твоя…». А ведь они были совсем не старые - лет по 50!

Техничкам нужно было зимой натопить 15 печей в школе к приходу детей: чтобы всё было тепло, и вымыты полы! Они по очереди дежурили. Бабушка вставала в 3 часа ночи в свою очередь. Помню, как я её уговорила взять меня с собой один раз: как шли ночью к школе, по морозу, луна светила, как в сказке…, как потом бегала я по классам и подкладывала дрова в печки…

В старших классах у нас вели предметы несколько учителей. Лидия Петровна вела у нас физкультуру и пение. Какие были лыжи в школе хорошие, с креплением полужестким – так удобно на валенки застегивались. И мы ездили до леса наперегонки и на время, и Лидия Петровна с нами. Она была красивая! Волосы пышные. И пела хорошо.

Анна Афанасьевна вела математику. Она приехала к нам после института и первое время жила у нас, пока не нашла квартиру. Молодая, румяная. Математика мне всегда была интересна, и я любила её уроки.

Екатерина Васильевна преподавала русский язык и литературу. Она была очень строгая и требовательная. У нее была парализована рука, и она управлялась одной. Только теперь понимаю, как тяжело было жить женщине, да еще в селе, где столько работы в доме и огороде. И как она справлялась одна? Всегда аккуратная, причёсанная гладко.

Отец вел географию и труды. Была мастерская в школе – там стояли станки. Не помню, что мы на них делали. Наверное, мне не было интересно, да и отца стеснялась… Как и маму тоже: мама вела немецкий язык. Учеба давалась мне легко, а по предметам родителей мне нужно было знать особенно хорошо- это я так для себя решила, чтобы не подумали, что оценки мне ставят незаслуженно! Сколько всяких комплексов тянется из детства!

Мама изначально закончила исторический факультет и вела историю. Наверное, историю могли и другие учителя вести, а с иностранными языками было сложнее. Поэтому мама стала учиться заочно в Смоленском пединституте и получила второе высшее, став преподавателем немецкого языка.

Помню, как она ездила зимой и летом на длительные сессии, как я маленькая ждала ее. И потом, после института, она постоянно ездила на курсы усовершенствования в Смоленск. В общем, всю жизнь училась в прямом смысле. И еще она от РОНО (может по путевке – тогда это сложно было) ездила в ГДР. Я в это время училась в СФМЭИ. Когда мама возвратилась полная впечатлений – сказала что она понимала речь местных жителей, мне так радостно было и гордо за нее!

Серафима Викентьевна из Высоцкого

В Высоцком жила учительница Яковлева Серафима Викентьева [3]. Я училась в школе с её внучкой. Кажется, внучку звали Наташа. Мать её жила в Москве, но о ней я ничего не знаю. Наташа ходила в Алферовскую школу. Как это было зимой и в грязь, – сейчас не представляю – все-таки километра 3 в один конец… Мама с учениками шествовали над Серафимой Викентьевной – ходили к ней. Заготавливали дрова – пилили, кололи, носили воду.

Как-то раз я, маленькая (еще в школу не ходила), упросила взять меня с собой. Помню маленький домик, очень гостеприимную женщину, на столе лампа керосиновая… И мама сказала, что это учительница. Пожалуй, и всё... Я уехала в Смоленск после 7 класса, Наташа в Москву. Связи у меня с ней не было. После 7-го класса я училась в Смоленске. Родители хотели, чтобы я там окончила школу и поступила в институт. Так и получилось. А воспоминания о школе остались детские...

А еще мне кажется, ученики вели запись воспоминаний, и о Высоцком тоже. Но это не точно – тогда я не интересовалась.

Астра Карловна

Очень хорошо помню другую старенькую учительницу – Астру Карловну: маленького роста, худенькая, постоянно курила папиросы одну за одной. Она воспитывала сына – Валик звали. Когда я подросла, он уже был взрослый и учился в Москве. Потом я узнала, что это не родной её сын, а какой-то родственник, сирота. Теперь вот думаю, прочитав про латышскую коммуну в Бессонове: может, это связано… Мне кажется, она была не русская, может, латышка. Тогда все обо всем просто молчали…

Жила Астра Карловна в деревянном небольшом домике недалеко от школы. Соседкой была тоже учительница, одинокая – Елизавета Дмитриевна [4]. Они почему-то не дружили.

Я маленькая любила приходить в гости к Астре Карловне. Там было очень бедно. Помню, стол закрыт газетой, зато она всегда чем-нибудь угощала.

Сын её окончил какой-то серьезный вуз и работал в Москве. Может, даже с космосом связано – ездил в длительные командировки. Сюда приезжал редко. Пока была жива мама, она ухаживала за могилкой Астры Карловны [5]. И даже один раз я была в отпуске, и мы с мамой ходили убирать на её могилке.

Астра Карловна дружила с моими родителями и часто у нас была. Помню, сидит возле печки, курит и молчит. У нас была фотография, где я маленькая держу за руку Астру Карловну, и мы стоим с ней летом на поле среди огромных лип: на том месте, где потом построили первую шлакоблочную школу. А тогда это был просто луг.

Бабушка Настя и бабушка Дуня

А теперь про моих бабушек. Сначала про бабушку Настю. Это мать моей мамы – Мишина Анастасия Максимовна (Максимовна все её звали). Родилась она в селе Ольхи Рязанской области. Окончила два класса школы и, когда писала письма, – всё шло одной строкой без точек и знаков препинания. У меня одно её письмо сохранилась – она писала мне в Харьков. Я немного ее расспрашивала  – что сама расскажет. Она рассказывала, что помнит, когда свергли царя. Тогда к ним в школу пришли какие-то мужики и вырвали портрет царя из учебников – сказали, что царя больше не будет. В Рязанской области мало лесов – район их степной, и ближний лес от них за 10 километров. Вот они соберутся компанией и ещё ночью идут за грибами. А если их по дороге встретит барский объездчик – будет плохо. Они сразу высыпали все грибы (или если что ещё насобирали) и отдавали ему.

У бабушки было трое детей: моя мама старшая, сестра Аня – жила в Издешкове, и брат дядя Толя (жил с моей мамой последние годы). Бабушкин муж работал в Ряжске (или в Ухолово?) на консервном овощном заводе. Это уже после революции. Совсем молодой погиб. Его придавило машиной на заводе. И бабушка осталась одна с тремя детьми. Работала в колхозе с утра до позднего вечера за «палочку», как тогда говорили. Практически бесплатно. У них была корова. Она-то их и кормила. Мама рассказывала, что они, дети, всё лето рвали траву и приносили в мешках домой – сушили. И так заготавливали корм корове на зиму. А в голодные годы рвали лебеду, толкли и из неё делали лепешки. Мама окончила школу и поступила учиться в пединститут. Мамина сестра тетя Аня рассказывала, что, когда она окончила школу, бабушка не знала, как быть – трудно учить двоих. И тётя Аня решила не учиться и пропустила вступительные экзамены. Мама моя, узнав об этом, сказала: «Надо учиться обязательно – выживем». И они пешком пошли в Ухолово (или Ряжеск?) (а это километров 18 от Ольхов), как-то уговорили, чтобы ей разрешили сдать экзамен, и она поступила в педучилище. Получала тетя Аня какую-то маленькую стипендию – хватало за обеды заплатить. На выходные ходила пешком к бабушке. Та наварит манную кашу, в котелок нальет (котелок плоский, за плечами можно нести), и она идет обратно пешком 18 километров... Транспорта ведь не было. Так и жили. Всех троих бабушка выучила и дала всем высшее образование. Дядя Толя окончил железнодорожное училище, а после армии институт дневной.

Бабушка приехала со своей родины в Рязани к моей маме на Смоленщину помогать с детьми (она приехала к родителям еще в Издешково) и всю остальную жизнь прожила в Алфёрове. Замуж она так и не вышла. Мне, уже взрослой, как-то сказала, что её несколько раз звали уже тут, в Алферове, но она отказалась: как же бросить дочь? А ведь ей тогда было всего лет 50! Она была добрая, как, наверное, все бабушки. Многое умела. Она ткала половики. Отец летом собрал ей настоящий ткацкий станок в сарае. Для этого нужно было ещё большое количество толстых ниток. Их натягивали с определенной частотой. Под них пропускался челнок с лентами – из ткани. Нажималась педаль, нитки перекрещивались и зажимали ленту, и челнок шел обратно. Все это вручную, и было много нюансов, чтобы всё получилось. Ленты из ткани мы резали из старых платьев или ещё из чего-то ненужного. Их сматывали в клубки. Они были разноцветные. Помню, всю зиму вечерами резали ленты. Привозила тётя Аня что-то своё для порезки. Так и собирали на половики. Когда бабушка ткала, приходили смотреть, как на диво, – такое не видели. Половики эти потом много лет были на полу в комнате и спальне – приятные и разноцветные.

Держали хозяйство: была корова, овцы, птица. За всем нужен уход, родители и бабушки были большие труженики – занимались сенокосом, огородом, дровами.

А ещё бабушка Настя варила необыкновенный квас из сушеных яблок и лепешек из свеклы. Эти лепешки бабушка запекала в печке. Сначала терла на терке, потом лепила лепешки. И они в мешочке лежали на завалинке печи всю зиму. Квас получался шипучий, с пеной и такой ароматный! Помню забегал сосед, Женька (муж Гали Семеновой) и спрашивал, есть ли квас? И тут же выпивал почти трёхлитровую банку. Женька был высокого роста, веселый.

Я пробовала у себя в Харькове сварить такой квас: всё подробно у бабушки расспросила и привезла её лепешки и яблоки сушеные. У меня ничего не получилось. То ли вода другая, а, скорее всего, это бабушкино природное уменье.

Когда мы с братом подросли и ходили в школу, бабушка пошла работать техничкой в школу. Пенсию тогда не платили, - эта рабская работа в колхозе даже не вошла в стаж. А ей, наверное, хотелось зарабатывать свои деньги. Хотя необходимости в этом не было. Отец бабушку уважал.

К нам потом приехала жить бабушка Дуня – мама бабушки Насти, а мне прабабушка.

Бабушку звали Яшкина Евдокия Ивановна. Родилась там же – в Ольхах Рязанской области. Мне было 18 лет, когда её не стало, и я очень мало знаю о её жизни в молодости. Была она рассудительная, умная от природы, и, как то ещё поколение, – до самой смерти были у неё хорошие зрение слух, и была «на своих ногах», как говорят. Из её рассказов помню, что её сосватали в 16 лет, и мужа будущего она увидела после того, как сосватали. И прожили всю жизнь в ладу, как она говорила. У нее было трое детей: бабушка Настя (Максимовна) и два сына. Муж погиб рано, наверное, в первую мировую. Сыновья были военными в звании. Серафим [6] погиб в Великую Отечественную под Гжатском. Был в звании капитана. Его захоронение мы нашли, когда позже ездили в Карманово.

Второй сын был тоже военный и погиб уже после войны в Германии. Там была какая-то непонятная история с его гибелью – никто толком не знает. Семья его приехала в Москву из Германии, и им дали две комнаты в квартире в Москве! Это в те-то, 50 -е годы, было круто... Семья его – жена и дочь, жили в Москве и приезжали сюда, в Алферово, в гости часто.

 

Бабушка Дуня всё время старалась что-то делать, а все её берегли и старались не пускать работать, а она обижалась: «Наверное, вы мне не доверяете…». Помню её в чистом белом платочке, завязанном под подбородком и вверху домиком. Я уже училась в институте и приезжала на каникулы, а бабушка Дуня сидит за столом и говорит: «Жизнь, как колесо с горы - чем дальше, тем быстрее!». И я так до сих пор и запомнила это её выражение. И бабушки мои, и мама просто своей жизнью и поведением так много во мне оставили. Никогда не сплетничали! Не помню, чтобы плохо о ком-то говорили. И было так заведено в семье: если кто-то из взрослых спит днем – мы, дети, не шумим, чтобы не разбудить и дать отдохнуть. И я твердо знаю, что все самые важные жизненные ценности закладываются в семье с детства.

Отец был любителем всего нового и передового. Дома у нас очень рано появился телевизор, приходили соседи смотреть новости, а детвора мультики. Отец сделал паровое отопление в доме (на чердаке установили бак, а змеевик с водой грелся от плиты), одним из первых в Алферове провел телефон. Он многое умел делать своими руками. Помню, как он копал «артезианский» колодец возле дома, сам по крохам вытаскивая землю специальным сверлом на шесте.

Отец любил путешествовать, на праздники когда были выходные дни, мы ездили к родственникам в Смоленск или в Москву. Помню, как были в Ленинграде – смотрели салют над Невой на 7 ноября, наверное, году в 1960. Помню, как родители с маленьким братом Димой ездили в город Советск в Прибалтику к папиной сестре. Помню, как зимой ездили в лес на лыжах с отцом и мамой. Наверное, и моя юношеская страсть к путешествиям и к лыжам – это из детства и от отца.

Так мы и жили большой семьей. И обе бабушки уважали очень отца. Мне было 18 лет, когда отец ушел из жизни, и за все эти годы я не помню ни одной ссоры в доме. Отец с матерью спорили по делам по работе в школе, а с бабушками – никогда. И когда не стало отца, баба Дуня не смогла это перенести, и на 9-ый день тоже умерла. Тихо, во сне... Она любила отца и сильно тосковала по нему.

Родные отца - мужественное поколение

Старший брат отца – Георгий Яковлевич Никитин сражался еще в финскую войну. В Отечественную войну был ранен, и у него ампутировали ногу выше колена. После войны он жил и работал с протезом вместо ноги. Жил в Москве. Его жену звали Мария Ивановна, которая во время войны была в партизанском отряде, тоже была ранена, и ей также ампутировали ногу выше колена. У них родилась дочь Галина – моя двоюродная сестра. Всю жизнь после войны Мария Ивановна тоже работала.

Сколько мужества, силы духа было у этого поколения – вынести войну, рожать детей, работать! Когда уже в 60-е годы инвалидам давали «Запорожцы» [7], они приезжали к нам в Алферово, и отец часто бывал у них в Москве.

Родители путешествовали и на Кавказ. Там жили родственники: младшая сестра отца тетя Таня и её муж дядя Саша. Дядя Саша был родом из горных мест. Уже после войны он познакомился с тетей Таней, когда служил в Смоленске. Они уехали в Карачаево-Черкессию, станица Усть-Джегута. У них две дочери – старшая Аня моя ровесница. Это с ней мы стоим на фото рядом с памятником в Алферово. На каникулах в институте после 3-го курса я была у них в гостях. Отца моего уже не было, и дядя Саша очень хотел показать мне те края. Он работал водителем на большой машине (дальнобойщиком, как сейчас говорят) на заводе железо-бетонных изделий. Ездил с грузом по всему Союзу. И он мне показал Кавказ во всей красе! Мы ездили с ним в Домбай: там я первый раз увидела горы и влюбилась в них на всю жизнь. Он показал мне необыкновенной красоты озеро в горах из которого получал воду город Ставрополь. Там я увидела фруктовые деревья, которые просто росли в посадках: абрикосы и орехи –  и никто их не собирал! Они просто росли вдоль дороги. Один раз мы выехали очень рано еще темно было. И когда начало светать, дядя Саша остановил машину и велел мне залезть на кабину. И я увидела огромное бесконечное –  до самого горизонта – поле спелой пшеницы. Оно было как море, и от ветра ходили волны, и над ним вставало солнце! Вот сколько лет прошло, а я и сейчас вспоминаю эту красоту. Спасибо дяде Саше за любовь к земле. И добрая ему память.

Улица «Петушки»

Моя улица в Алферове – это уже осознанные корни мои. Улицу звали в народе «петушки». Когда потом я спрашивала у мамы: «Почему такое название?», она сказала: «Потому, что крикливые были». Помню, когда выгоняли скот в стадо после обеда, обязательно кто-то переругивался.

Соседями нашими были Уколовы: тетя Настя, дядя Лаврен и их сын Юра. Юра был старше меня. Для нас малышей – взрослый. Первое воспоминание о нём такое:

Я верила в Деда Мороза долго. Отец наряжался, и приходил Дед Мороз, и приносил подарки, и я читала стихи и пела песенки. А когда мне было лет 5 (или даже 6), отец был в Смоленске и попросили Юру Уколова нарядиться. Тот пришел наряженный, а я узнала в нем соседа Юру. Как же я плакала! Пожалуй, это было первое разочарование в сказках и иллюзиях. А еще у соседей была большая собака – дворняжка добрая, и Юра привязал ее к моим санкам и решил меня прокатить зимой по снегу. Собака рванула и понесла меня по парку, и возле забора санки перевернулись.

У соседей была лошадь. Наверное, дядя Лаврен где-то работал, где давали по работе лошадь. Сенокос у них был в лесу недалеко от железной дороги. Долгое время потом мы так и называли это место – тётин Настин сенокос. Ходили туда за грибами, иногда на телеге с тётей Настей подъезжали. Там в ёлках росли грибы "чернушки" – такие черные грузди. Их вымачивали в воде несколько дней, чтобы горечь ушла, а потом бабушка засаливала их прямо в бочке сырыми. Погреба тогда не было, и бочку закапывали прямо в землю в сарае. И там они были всю зиму: мама принесет на ужин тарелку, а они такие розовые, хрустят, и еще с мороза… Вкусные! Иногда грибов было столько много, что их привозили прямо в тёти Настиной телеге.

Дядя Лаврен рано умер, а тётя Настя долгое время дружила с бабушкой. Она еще лечила травами, и у неё в коридоре всегда висели пучки трав, и ароматно пахло.

За Уколовыми жили Кабайловы. Тетя Наташа была цыганских кровей – красивая и умеющая за себя постоять. Дядя Ваня был добрейший человек, веселый, кудрявый. У них было три дочери: Лиля, Валя и Вера. Они все были статные и интересные – красавицы. Дядя Ваня валял валенки. У него за домом, на пригорочке, была землянка с печкой – там он ещё и сало коптил на можжевеловых ветках. Такое вкусное, пахучее! А валенки он валял мягкие. Лучше валенок, чем дяди Ванины, у меня не было. Дядя Ваня любил животных и умел их лечить. Я не знаю, насколько это было официально, но он был у нас ветеринаром. Если что, то все приходили к нему за помощью.

Сначала ветеринарный пункт был в Марьино, за домом тёти Поли – технички в школе. Такой маленький домик  - работала там Громова (имени её не помню). Она жила напротив школы на пригорке. Там был только один их дом – дальше поле. У нее было две девочки старше меня. Кто был её муж - не помню. Девочки были какой-то точеной нездешней красоты: белолицые, с черными косами. Один раз я была у них в доме. Помню, что там сильно пахло лекарствами, как и на ветпункте. Сама Громова рано умерла, и девочек забрала родственница в Москву. Больше о них ничего не знаю.

Так вот, после Громовой, по-моему, только дядя Ваня и лечил животных и поросят кастрировал. Поросят держали все. Кто-то коз, овец. Потом и коров стало больше. Помню, возле вокзала был небольшой сыр завод. Куда уж сыр отправляли – не знаю. Но сыра я никогда в детстве не видела. Заводик помню: там были такие большие металлические чаны. Пахло кислым. А на улице была огромная яма, куда с горой заготавливали зимой лед и засыпали его опилками, и все лето лед сохранялся.

За домом Кабайловых был дом Левашовых. Жил ли кто-то тогда между ними, не помню, только Бурцевы там поселились позже. Так вот, дядя Витя Левашов работал лесником. У него была лошадь, и он ездил на ней верхом по всем своим делам. Жена его, тётя Шура, работала уборщицей на вокзале. На Новый год она наряжала на вокзале в красном уголке большую елку, и детям железнодорожников давали подарки. У них было трое детей – Лида (старшая), Ваня и Аня. Аня была на год моложе меня, и она была моя лучшая подружка с самого детства, как только помню и осознаю себя. Дом у них был необычный – с балконом. Таких больше ни у кого не было. Залезать на него нужно было из коридора по приставной лестнице. Мне было страшно лезть, но признаться стыдно, и мы с Аней забирались в комнату перед балконом. Там было столько интересного – стояли соты из ульев, в них кое-где оставался мед, и мы этот сотовый воск жевали.

Помню еще одну историю с балконом. В этой комнате Ваня – брат Ани, уже старшеклассник, сделал какую-то радиостанцию самодельную, и выходил с ней в эфир анонимно – баловался, пока не пришел милиционер, и всё раскрылось, и ему хорошенько попало. А мы с Аней гордились: какой он умный!

Еще перед домом стояли целые горы насушенной коры – драли лыко, сушили и сдавали в лесничество. Что потом с ней делали и куда ее девали, не знаю.

У нас с Аней было много приключений. Однажды весной в половодье мы решили поплыть по речке. Возле молокозавода, где делали сыр, стояли металлические чаны, в которых раньше и делали сыр. Завод уже не работал, и чаны были беспризорные. Мы взяли один. Он был легкий, может из алюминия, и пошли с ним к «трубочке» – так назывался сток для воды под железной дорогой. Течение там было спокойное. Мы залезли в этот чан и поплыли по течению. И нас понесло! Как мы не перевернулись и не утонули – одному Богу известно... Мы перепугались, а сделать ничего не можем – чан крутит, и нас несет течение, уже достаточно бурное для двух козявок. В общем, где-то напротив Уколовых нам удалось зацепиться за кусты, а потом вылезти на берег. Мы были по пояс мокрые. Идти домой боимся – залезли в сарай с сеном и дрожим… А это ранняя весна и холодно. Бабушка нас заметила – притащила домой, раздела и посадила на печку греться. Мы с Аней упросили её, и родителям она не рассказала.

Вечерами зимой мы с Аней обязательно провожали друг друга, если задерживались у неё или у меня дома. Провожали «до половины» – до дома Кабайловых. Там стоял единственный столб с фонарем. Мы доходили до него, прощались и бегом бежали каждый в свою сторону домой. Еще и кричали на бегу, чтобы не было страшно... Мороз, снег метет, сугробы вокруг такие, что изгородь заметало! Ветер фонарь колышет, и тени от него качаются, и так было страшно! Какое замечательное, прекрасное время – детство! Так сладко его вспоминать...

Так вот, про улицу. Следующий был дом Аниной бабушки. Она жила с сыном Санчой. Очень смутно их помню. Следующий за ним – дом Рябинковых. У них была большая злая собака на цепи. А тётя Полина Рябинкова умела шить. Уже в школе, когда я училась, мама заказала мне у неё платье. Оно было тёмное и даже, наверное, модное-прямое. А может, ткани было мало…

За Рябинковыми у железной дороги жили Сычевы – тетя Дуся и дядя Саша. У них было двое сыновей Вова и Петя. Мы все были одного возраста, и на лыжах вместе с горок катались. Высокая и очень крутая горка была на Уварове. Чуть стали постарше – ездили в барскую усадьбу на Уварово за ландышами на велосипедах. Весной там было много ландышей – целые заросли. Ни про бывших помещиков, ни про людей там живших слышать тогда ничего не приходилось...

Рядом с домом Сычёвых был колодец – туда ходили за водой все соседи. Мой отец ходил за водой в Марьино, колодец был возле речки около дома тети Поли. Далеко от дома. И отец стал копать колодец рядом с домом прямо под окном кухни. Это был не простой колодец, а артезианская скважина! К шесту прикреплялось такое большое сверло, и отец вручную, буквально по горсточке, вынимал землю. И так метра три в глубину пока не дошел до воды. Потом туда вставлялись трубы диаметром сантиметров 30 – не больше. Вода была вкуснющая, прямо хрустальная! Доставали её тоже шестом, к которому было прикреплено ведерко-цилиндр на полведра объёмом. Так и набирали воду много лет – непривычно, зато рядом.

Возле вокзала справа был дом Овсянниковых – дяди Сергея и тети Тони. Тетя Тоня продавала вечером в киоске возле вокзала хлеб для железнодорожников, а если оставался – то всем остальным. Хлеб привозили с поездом из Вязьмы, еще горячий в металлических ящиках. И какие вкусные там были батоны с изюмом, с хрустящей корочкой! А еще и с парным молоком!

Видео с бабой Тоней (Овсянниковой Татьяной Ивановной, снятое в её доме в апреле 2008 года)

Какое-то время была пекарня за речкой. Помню, как там было жарко внутри от печей, и как хлеб пекли в металлических формах. На большие противни ставили эти формы и засовывали в печь противни. А тесто замешивали в большом деревянном корыте.

Все магазины были раньше рядом с железной дорогой. Первый, который я помню – деревянный маленький на месте немного правее нынешнего белого здания. Тогда еще не было электричества, и стояла лампа керосиновая на прилавке. И еще туда привозили пиво в деревянных бочках. Немного ближе к железной дороге был хозяйственный магазин. Там же, рядом с ним, была большая бочка-цистерна, в которой был керосин. Зачерпывали его такой кружкой – на длинной ручке [8].

На том месте, где сейчас сельсовет, был первый клуб. Там вечером показывали кино. Наверное, там я первый раз увидела кино – какой-то индийский фильм: красивую женщину чародей сделал уродливой, и она ходила в повязке. Когда пришла домой, рассказывала маме, про что фильм. И запомнила такую фразу из кино: «Ведь она была девушкой…». Мама переспрашивает: «А что это значит?». А сама с бабушкой переглядывается и улыбается, а я так горячо доказываю: «Ну, ты что смеешься?! Не понимаешь, что я говорю…». Запомнила этот момент потому, наверное, что чувствовала какой-то другой смысл…

В здании на месте сельсовета была когда-то сельская библиотека. Как я ее любила! Там было прохладно и темновато, наверное, загораживали свет стеллажи с книгами. И такой запах книг! На летних каникулах я брала там кучу книг и читала дома запоем. Прочла всю библиотеку, и навсегда осталось предвкушение нового и интересного перед ещё непрочитанной книгой.

Летом на какой-то праздник, наверное, на Троицу, у магазина собирался народ днём. Это называлось «Пойдём на круг». Все нарядные, стояли большим кругом, дядя Федя Петров и ещё кто-то играли на гармошке. Танцевали, частушки пели в кругу, народу много собиралось. Детвора бегала до вечера. Это был праздник!

Телевышка

Про телевышку столько всплывает воспоминаний! Помню, когда там ничего не было – просто поле. А потом очень быстро всё построили.

И там было всё очень строго. Мы, детвора, ходили на вышку в гости к Игорю Фарафонову смотреть сказки через диапозитив. Это было чудо техники! Отец Игоря был на вышке главным начальником, и нам разрешили один раз войти в операторскую. Помню, благоговейный трепет перед аппаратурой, которая мигала разноцветными лампочками. Вышка была обнесена высоким забором и, кажется, даже с проволокой. В общем, там был объект. Потом Фарафоновых перевели в Смоленск и связь с вышкой прекратилась.

Алферовский вокзал

Нам уже хорошо известно, что за период одной человеческой жизни может произойти расцвет и увядание всего нас окружающего, привычного и с детства знакомого. Это обычная проза жизни. Так произошло с Алферовским вокзалом. Была фотография, где я стою маленькая босиком рядом с нарядной мамой на фоне новенького вокзала. Потом там даже заасфальтировали площадку перед вокзалом и кусочек перрона и платформ. И мы с Аней Левашовой прибегали на вокзал и играли в классики на асфальте. А потом автоматизировали железную дорогу и ввели автоматику. И дежурные по вокзалу за этим следили круглосуточно. Там работала тетя Шура Николаева – соседка Ремизовых и мать моей одноклассницы Гали. Галя сейчас живет в Смоленске, а тети Шуры уже нет. Тетя Шура разрешала заходить в дежурку, только у входа – а там шли всякие переговоры – какой поезд где находится и на сколько опаздывает. И она звонила куда-то по связи. В общем, – прогресс!

А теперь даже и место не сыщешь где был вокзал... Все понятно и логично, но так грустно...

Маленькие детали быта семьи Никитиных с улицы «Петушки»

Однажды мамин брат, дядя Толя, шёл из клуба и нашел маленького щенка. Утром приходили соседи смотреть и решили, что это волчонок. Потом пришёл сосед дядя Ваня Кабайлов. Он был ветеринаром и знал очень много про животных. Сразу сказал, что это лисёнок. И лисёнок стал жить у нас в сарае. Сделали для него закуток. Он подрос, стал красивым лисом с пушистым хвостом. Прогрыз в доске дырку – высовывал в неё свой нос и один глаз. Иду в школу возле сарая, а он таким хитрым взглядом провожает… Потом сделал подкоп и убежал. Два раза бабушка его звала, и он возвращался – она ведь его кормила. А на третий – зов крови оказался сильнее, и он убежал в лес.

В селе хлебом кормили скотину, поэтому в очереди за хлебом мы стояли всей семьей. И я маленькая стояла в этих очередях со всеми – давали буханку в руки. Бабушка пекла блины – они у нее получались тоненькие, даже на просвет, и очень вкусные! А еще бабушка пекла «сенные» пышки из темной муки.

С названием «сенные» такая история. В сарае с сеном бабушка протирала через большое самодельное сито труху от сена. И эту просеянную труху потом заваривала для поросенка. А я спрашиваю: «А куда потом ты деваешь эту труху?». Бабушка так серьезно отвечает: «А вот, ты пышки любишь? Это из нее и пеку…». И я долгое время так и думала и просила бабушку испечь «сенные» пышки…

Как только не изворачивались, чтобы кормить скотину... [9] Зимой, я помню, мы ходили с ней с саночками на конюшню. Конюшня была за речкой. Собирали конский навоз, чтобы потом его тоже заваривать для поросенка.

Те, кто не работал в совхозе (учителя, например), обязаны были сначала накосить, насушить, привезти и сдать сено на корову в совхоз, а уж потом разрешалось заготавливать сено на свою корову. И родители все лето занимались сенокосом на двух коров: в совхоз и на свою. Да и сенокос давали далеко и неудобно. У нас был – «за крестиком» в лесу за железной дорогой, наверное, километра два идти или больше. И помню, что и я, когда подросла и училась в школе, ходила в лес на сенокос – ворошить сено, сгребать в копны вечером. В общем, целый день там были.

Какое было время удивительное – мы ведь дети одни ходили к родителям на сенокос! Через лес! И нас не боялись отпускать одних. И мы не боялись! Бабушка сделает битончик воды с клюквой, и мы несем воду для питья - пить очень хотелось в лесу.

По прошествию 40 лет теперь стало совершенно невозможно найти то место, где был наш сенокос. Все заросло – нет той дороги, по которой даже машины когда-то ездили – сено-то привозили из леса... Все изменилось вообще! Одни заросли...

Еще помню, как варенье мама варила в большом тазу на керогазе на веранде. На веранде – чтобы в доме не пахло керосином. Однажды чуть не случился пожар – керосинка почему-то вспыхнула большим пламенем, и мама успела набросить на пламя какие-то тряпки. Ягоды тогда собирали в лесу. Ходили за малиной на знакомые места. В урожайный год приносили по ведру. За черникой ходили. Какая же она была вкусная: свежая - из леса, с молоком и хлебом!

Потом все это выродилось в лесах. И уже в огородах стали разводить смородину, крыжовник. А вот клюква растет до сих пор на болотах. Только мы уже стали ленивые и «тяжелые на подъем».

Кстати, о керосиновой лампе. Электричество у нас в Алферове появилось где-то в 1959 - 60 году. И то, оно было только до 12 ночи. А до этого были керосиновые лампы. До сих пор помню, как они выглядели: под потолком в большой комнате были две лампы укреплены и на столе стояли. Родители вечером готовились к урокам, писали планы, читали.

Помню, совсем маленькая спросила у отца: «Что будет, если на стекло плюнуть?». Он не успел объяснить, просто сказал, что нельзя это делать – а я сразу же плюнула, и стекло треснуло! Меня не ругали, просто я сама поняла, что так делать больше не буду. Наверное, испугалась.

А еще помню, как родители купили электрический утюг, а электричества еще не было – заранее. И он был в коробке на печке – такой красивый, блестящий! И мы с братом Димой лазили на печку и рассматривали его. А гладили белье чугунным утюгом. Тоже его помню – он открывался, и туда насыпали угли. И гладили, пока они не остынут.

У нас всегда был гостеприимный дом, и летом было много молодежи: мамины и папины родственники. Собирались, куда-то бегали с этим утюгом, хохотали. Когда появилось электричество, ходили в клуб в кино и на танцы. А наутро подкалывали друг друга.

Мама вела переписку с родственниками погибших в войну. Они приезжали в Алферово и останавливались у нас, а потом долго еще писали маме просто так. Где эти письма и сохранились ли я – не знаю. Мама смотрела за памятником. Помню, в моем отпуске мы ходили с ней каждый вечер включать свет возле памятника – одно время там был фонарь с лампой. И я подшучивала, что она теперь ещё и фонарщик. А мамин брат – дядя Толя, подштукатуривал там надгробия и красил их.

А еще помню как сажали этот парк, который возле памятника за бывшим нашим домом. Отец со школьниками сажали совсем молоденькие деревца возле памятника. До этого здесь было чистое поле и дорога, по которой ездили машины. А мы с братом Димой, еще дошкольники, приносили в маленьких ведерочках воду из речки и поливали саженцы. И прохожие хвалили помощников. И была такая радость, что мы тоже помогаем.

Трагедия в небе над Алфёровым...

Помню такой трагический случай – летом разбился самолет в лесу по пути на наш сенокос, за деревней Плешково. Все было как в той песне «Огромное небо»: летчик вывел самолет за деревню, сам выпрыгнул с парашютом, но уже поздно... он попал под взрывную волну и погиб [10]. Место падения оцепили и все убрали. А мы, дети, потом еще находили кусочки стекла расплавленного. И потом долго еще над этим местом делали круг самолеты – наверное, друзья погибшего... мы бежим на сенокос, а они покружат и улетят...

Карманово - встреча с прошлым

Лет 7 назад мы с Димой (братом), Надей (женой Димы), тётей Аней (маминой сестрой) и её сыном ездили на машине в Карманово, где жили и работали родители после учебы, где они познакомились…

Первый раз туда ездили. Сейчас уже хорошие дороги, а тогда была непролазная грязь. Мама рассказывала, что её везли на санях на тракторе. Больше ничем нельзя было доехать эти 40 километров.

На военном кладбище в Гагарине мы нашли фамилию Яшкина – маминого дяди, а бабушкиного брата. Во время войны он здесь погиб. В Карманове, конечно, всё изменилось... И школы старой нет, где работали родители. Спросили у местных – они приблизительно показали место, где стояла эта школа. Конечно, уже нет старожилов. Постояли мы на высоком холме на окраине: там открывается такой красивейший вид! Такие просторы, речка течет, а вдали где-то одинокая заброшенная старая избушка... И я подумала: «Она-то, наверное, помнит моих родителей». Где-то здесь они, наверное, гуляли. Отсюда у них остались друзья: Роман и Люба. Он – военный, она - учительница. Они приезжали в гости в Алферово, и мама до конца своих дней с ними переписывались, уже, когда они жили в Вильнюсе. Вот такая у нас была встреча с  юностью родителей.

Как же мало я расспрашивала маму, только обрывочные рассказы... А ведь ей было, что рассказать…

«Новые песни придумала жизнь, не надо ребята о песнях тужить...»

В 70-е годы молодёжь жила взахлёб. В самом разгаре были стройотряды. На 5-м курсе в СФМЭИ у нас был стройотряд от Московской железной дороги. Мы работали проводницами в пассажирских поездах. Попасть туда было непросто, а уж потом впечатлений было на всю жизнь. Работали проводницами на разных направлениях - и на север ездили в Северодвинск, и был рейс во Владивосток. Там в это время служил в армии мой брат и я ездила к нему в часть. Ему дали увольнение и мы целый день были вместе, ходили по берегу океана.

         Хотелось все посмотреть и попробовать. В то время был разгар самодеятельной бардовской песни. В Харькове был очень сильный клуб КСП. Были фестивали на которые приезжали любители и исполнители этих песен со всего Союза. И мы ездили тоже - была один раз на Грушенском фестивале. Это особая полоса моей жизни - знакомство с хорошей поэзией, очень интересными людьми. Много всего.

А еще увлекалась туризмом горным и альпинизмом. Ходили в горы на Кавказ - тогда это была одна страна, и все было доступно. Зимой ходила в лыжные походы на Север, была в Карелии, на Селигере и даже на мыс Канин нос ходили. Тогда вся молодежь была такая.

Какими мы были, и какие сейчас отношения в обществе - все неоднозначно. Человеческие качества были всегда и остаются и сейчас: были и тогда и злые, и завистливые, и недобрые. Как и теперь есть по-настоящему отзывчивые люди. Просто тогда нормой было другое: помню, на вокзале в Алферове нашли грудного ребенка запелёнатого и с соской. Мать так и осталась ненайденной. Ребенка спасли и отвезли в детский дом, а женщины так осуждали мать, бросившую дитя! Помню до сих пор те разговоры и презрение…

Историю нужно обязательно знать. Наверное, страх знать остался на генетическом уровне, и лучше молчать… Помню, когда было одно из первых военных перезахоронений на нашем памятнике, тетя Настя Уколова с бабушкой Настей о чем-то шепотом говорили – о парашютистах, о полицаях – что может ребенок понять?! Только главное ощущение осталось: это что-то запретное... Хорошо, что растет новое поколение. Они лучше нас – свободнее, у них столько возможностей.

Я поняла для себя, что воспоминания даны мне, чтобы я вспомнила добрым словом ушедших – их жизнь, труд. И родителей, и бабушек, и  учителей, и тётю Полю, и Громовых, и тетю Настю, и Астру Карловну, и всех моих «петушков», и всех-всех-всех  - из забвения возродить...

И спасибо всем за всё.

г. Харьков (записано 29 сентября 2019 года)

---