Воспоминания
Клименкова Ильи Григорьевича

Командира партизанского отряда «Издешковский», секретаря Издешковского РК КПСС

СОДЕРЖАНИЕ

• Глава 01. Образование
• Глава 02. Начало
• Глава 03. Неразбериха
• Глава 04. Новый состав
• Глава 05. Новые выборы
• Глава 06. Начало борьбы
• Глава 07. Конец 1941-го
• Глава 08. «Связные»
• Глава 09. 1942-й
• Глава 10. Новые факты
• Глава 11. В отряде
• Глава 12. Новые встречи
• Глава 13. Бой за деревню
• Глава 14. Новые планы
• Глава 15. Объединение
• Глава 16. Весна 1942-го
• Глава 17. НКВД
• Глава 18. Последние бои
• Глава 19. Облава
• Глава 20. Вместо заключения

Глава 06

Начало борьбы

Через день после этого, в районный центр – поселок Издешково направили Крюкова Прохора Даниловича – директора Издешковской средней школы, с его согласия, конечно. Крюков П.Д. имел высшее педагогическое образование, был формально беспартийный, о чем знало и население поселка Издешково. Поэтому Крюков с нашего разрешения согласился пожить какое-то время в Издешкове в своей квартире легально, выявить, кто там остались и проживает из близких нам по взглядам людей и, если кому угрожает опасность, взять их в партизанский отряд. Наблюдать за немецкой оккупационной администрацией. Наладить связь с учительницей Ивановой Зинаидой Павловной и её подругами.

Иванова З.П. оставлена в Издешкове для проведения там политической работы среди населения. Но от нее пока не было никаких сообщений. Она не знает, куда нам сообщить. Была договоренность, что Крюков сообщает нам о всем виденном и слыханном связным в Третьяково, на квартиру Борисова – председателя Енинского сельского совета, или в Богдановщину на квартиру директора Богдановщинской НСШ Андреева Николая Васильевича. Были указаны Крюкову и другие наши явочные квартиры. Мы это делали потому, что на товарища Крюкова надеялись, и все наши надежды он оправдал. Уткин Василий Семёнович был направлен в Старосельский сельский совет, чтобы встретиться там с Бенедиктовым – председателем колхоза, он же и член райкома партии, оставшийся по заданию в деревне Сеньково. Иванов Никита Иванович сам попросился пойти в Сумароковский и Михалевский сельские советы, чтобы встретиться там с партийно-советским активом оставшихся в деревнях и попытаться организовать боевую группу партизан из военных окруженцев. За 5-6 дней начала ноября 1941 года из отряда было направлено с боевым заданием в отдаленные от места нахождения партизанского отряда сельские советы семь человек. Отряд располагался в то время в лесу вокруг деревень Богдановщина, Юфаново, Макарово, Барково, Аксентьево.

В отряд прибывают люди, местные товарищи и военные, оказавшиеся в окружении. В отряд прибыли Андреев Николай Васильевич – директор Богдановщинской HCШ, Антипов Егор Павлович – председатель колхоза имени Ворошилова село Богдановщина, Кириллов Федор Ларионович – член КПСС, до начала войны, работал председателем Богдановщинского сельпо. В первые дни войны был призван в Красную Армию, оказавшийся в окружении теперь Кириллов был у нас в партизанском отряде. Явился в отряд Слесарев Егор Сафронович – председатель колхоза имени Молотова, деревня Мишутино Богдановщинского сельского совета. Поступили в отряд два комсомольца допризывника Дмитриев Василий и Никифоров Василий из Богдановщины. В отряд пришла Михайлова Матрена Михайловна – учительница Какушкинской НСШ, но проживавшая у своей матери в деревне Орешково, она комсомолка – член райкома комсомола, депутат Издешковского районного Совета депутатов трудящихся. Михайлова пришла к нам в отряд со своей подругой тоже учительницей и комсомолкой Хорлаковой Евдокией Борисовной. Это первые женщины-девушки в нашем партизанском отряде. Одних только бойцов из окружения в отряде находилось уже около 20 человек и все они были вооружены пока что только еще винтовками. Наш партизанский отряд ко дню 24-й годовщины Октября представлял уже порядочное боевое соединение. Но было еще очень мало у нас боевых патронов. Теперь главной задачей командования отрядом было обеспечение отряда боеприпасами, главным образом патронами. Нужно было иметь хотя бы 100 штук патронов на винтовку. Еще до оккупации района в августе месяце нам удалось заиметь 200 штук ручных гранат и несколько цинковых коробок патронов. Но тогда по решению бюро райкома партии было поручено члену бюро, начальнику РО НКВД Свиридову, он же был и командир истребительного батальона, отвезти эти боеприпасы в Какушкинский лес и там закопать. Свиридов возил боеприпасы в лес с двумя работниками милиции. Из оставшихся теперь в партизанском отряде, никто не знал, где закопаны гранаты.

Из отряда были направлены люди найти и обследовать места, где по нашему предположению находились до оккупации района военные склады боеприпасов. С таким заданием были направлены тт. Слесарев E.С., Андреев Н.В., два комсомольца – Дмитриев и Никифоров и другие. Результаты были хорошие. Слесарев, например, в одном месте нашел два совершенно исправных ручных пулемета и несколько дисков к ним. Дмитриев и Никифоров нашли на бывшем временном аэродроме в лесу несколько ящиков патронов.

Очень пригодились нам закопанные в лесу еще в августе и как раз недалеко от места нашей стоянки, товары. Тогда было закопано и замаскировано 40 пар валенок, пар 50 нательного мужского белья, ящик махорки, ящик хозяйственного мыла, 50 штук фуфаек и 50 пар брезентовых полуботинок на резиновой подошве. Эти вещи зарывали и маскировали я, Пантюхов и шофер райкома партии Фотьев. Закопано было очень в удачном месте, не то, что гранаты и патроны, которыми не могли воспользоваться. Особенно нам нужны были валенки и махорка, ну и белье, а фуфайки оказались белорябого цвета. Хотя была уже зима, но фуфайки совсем неподходяще были по цвету и ими почти не пользовались, а обменивали у населения на соль и продукты, а брезентовые полуботинки для нас совсем были непригодны, и зачем их только закапывали, и сам не знаю. Полуботинки тоже обменивались на продукты. Вот тогда я почувствовал нашу ошибку (ошибку бюро райкома партии), что в свое время не завезли в лес сколько-нибудь, хотя бы тонны две, ржаной муки. Население хорошо снабжало нас картофелем, овощами, но с хлебом придерживались, а отряд все увеличивался.

Время шло. Уже середина ноября. Немцев в местах, где мы находились, стало меньше. Они рассредоточились в деревнях на больших дорогах небольшими, от 100-130 человек, гарнизонами охранных войск.

В это время можно было днем ходить из деревни в деревню, конечно, не без опасности.

Полицейских в деревнях тогда еще не было, и общение партизан с населением было хорошее. Но немцы группами в 25-30 человек рыскали по деревням с целью мародерства.

Как-то в 30-х числах ноября комиссар партизанского отряда Беляков И.С. с группой партизан в 6 человек утром из леса пошли в деревню Нарвиново встретиться там со старостой деревни Лазаревым и другими людьми.

Чтобы попасть в Нарвиново, нужно идти около села Богдановщина и совсем рядом с деревней Максимово. Минуя Максимово наши ребята подошли к деревне Нарвиново. Это было часов в 11 дня. Ребята заметили, что в Нарвинове из дома в дом ходят немцы. Остановились, в Нарвиново не пошли, вернулись и зашли в деревню Максимово. Из вооружения у наших ребят были только винтовки. Немцы, оказывается, тоже заметили партизан и следили, куда пойдут партизаны. И вот примерно через час, в 12 дня, немцы на 4-х подводах выехали из Нарвиново и едут в сторону Максимова. Расстояние между этими деревнями около 3-х километров. Когда немцы подъехали к Максимову, не доехав 200 метров, Беляков скомандовал: «Огонь по фашистам!». Была убита лошадь прямо в упряжи и на этой первой подводе убито несколько немцев. На каждой подводе их было по 6-7 человек. Остальные подводы остановились, гитлеровцы залегли за санями и открыли стрельбу из винтовок и автоматов по деревне. Перестрелка длилась около часа, У наших ребят на исходе патроны. Стрельба прекратилась. Немцы в деревню Максимово не поехали. Убитую лошадь оставили на дороге, не сняв и сбруи. Трупы убитых солдат положили на остальные 3 подводы и поехали в Нарвиново и дальше в Городище.

Когда Беляков вернулся в лагерь, и рассказали о происшедшем, то все в отряде ликовали, у всех было приподнятое настроение, и намерены были продолжить борьбу с захватчиками, таким методом отучить мародеров грабить наше население.

Но наша радость была недолгой. Назавтра немцы силой в 150-160 человек из Городища, где они дислоцировались, днем прибыли в деревню Максимово, всех жителей деревни, в том числе и детей, согнали в один дом и сарай, дом и сарай с людьми зажгли, сожгли и всю деревню до единого дома.

В деревне было 38 жилых домов и 18 семей. Остались в живых только один мальчик лет 7-8 и девушка Данилова Дуся. Мальчик остался живым между убитыми трупами взрослых, и где он живет теперь мне неизвестно. Данилова Дуся в тот день была у своих родственников в деревне Юфаново, потом Евдокия жила в поселке Издешково Сафоновского района, её фамилия Лезакова.

Эта трагедия глубоко потрясла весь наш партизанский отряд. Хотя партизаны не выявляли между собой мнений, но чувствовалось, что эта страшная, бесчеловечная расправа с жителями деревни Максимово произошла из-за того, что там находились партизаны и стреляли в немцев. А среди населения об этом нам говорили открыто.

Что если бы в то время в деревне Максимово не было бы партизан, а если бы были, но не стреляли бы в немцев, и деревня и всё население были бы целы. Из-за 3-х – 4-х убитых немцев погибло около 100 человек. Были и другие разговоры. В каждой деревне, где мне приходилось после этого события быть и встречаться с людьми, многие женщины говорили: «Чёрт с ними, эти дома пускай жгут, все деревни все равно не сожгут, а вы бейте их проклятых больше».

Но все же после того события, связь партизанского отряда с населением затруднялась. Теперь при появлении партизан в деревне люди не только не выскакивают из своих домов и зазывают партизан к себе, как это было до трагедии в деревне Максимово, а делают вид, что не замечают и даже прячутся. Стали случаи доносов немцам о месте пребывания партизанского отряда. Это делали очень немногие старосты деревень, люди, которые видели свое спасение и сохранение своих жилищ не в борьбе с оккупантами, а в том, чтобы находиться подальше от партизан. Немцам в Издешкове стало известно о нахождении партизанского отряда в Боровщинском лесу, где мы находились. Об этом мы знали из донесений наших людей, расставленных в разных местах района, в том числе и от Крюкова П.Д. и Ивановой Зины, находившихся в Издешково. Жизнь партизанского отряда осложнялась. Но немцы не решались наступать на партизан. У них не было в то время сил даже блокировать лес. Все внимание было уделено наступлению на Москву. А наш партизанский отряд изо дня в день все увеличивался, вооружался, укреплялась дисциплина.

Глава 07

Конец 1941-го

Как-то уже в конце ноября или в начале декабря 1941 года мы с Беляковым и с большой группой партизан вечером решили сходить в деревню Плоховская. В этой деревне, километров 7-8 от нашего лагеря, жил счетовод этого же колхоза – комсомолец Андреев. Я и Беляков знали Андреева, и мы рассчитывали встретиться с ним у него на квартире. Андреев не был призван в армию по инвалидности (он был горбатенький, но работоспособный).

В деревню мы пришли часов в 7 вечера. Постучались в дом Андреева. К нам вышла его мать. Увидев нас вооруженных, а двое из наших ребят, обмотав через плечи пулеметные ленты с патронами, и на ремнях у некоторых висели гранаты, женщина перепугалась насмерть. Она приняла нас за немцев, но потом пришла в себя, сказала, что Андреева сейчас нет дома, он, наверно, у Васильевых, там каждый вечер собираются мужчины. Указала нам дом Васильевых, мы все пошли туда. Дверь в доме не была закрыта, и мы без сигнала вступили в просторную теплую избу. Там действительно сидели 6 мужчин, в том числе и хозяин дома старик Васильев. Меня и Белякова они сразу узнали, и началась непринужденная беседа.

Наверно кое-кто видел, как мы шли по деревне, или кому шепнула хозяйка дома, в избу стали быстро собираться люди. Собралось человек 20, было больше женщин. Нам почти все хором рассказывали, как один старик в их деревне в октябре встречал немцев с хлебом-солью и иконой, чтобы солдаты ничего не брали у населения. Но солдаты, подумав, что старик вынес хлеб им, взяли хлеб, здесь же поделили его между собой и начали есть, ещё попросили у старика «Яйка», а икону вырвали и бросили в сторону на землю. Потом увидели в огороде этого же старика домики с пчелами и начали вскрывать домики и вытаскивать рамки с медом, так и разгромили 6 семей пчел.

Все присутствующие смеялись над этим стариком, но говорили, что он невредный старик, а только хотел такой встречей отделаться от немцев, но не удалось. Одна женщина говорит: «Да разве можно с такими варварами так относиться, как этот старик?! Им надо вот что!», показывая на наших парней, стоявших здесь с винтовками, обвешанными пулеметными лентами и гранатами. Мы все поняли, что немцев надо встречать оружием. Кто-то нам задал вопрос: «Правда ли, что немцы заняли Москву?" Не успел я ответить на это, как один из мужчин говорит: «Бросьте вы болтать, верить немецкой пропаганде. Вот вам живые свидетели», указывая на нас и продолжая: «Если бы немцы были в Москве, то наши руководители были бы уже за Москвой, а они вот здесь, как орлы ходят!». Васильев, хозяин дома в подтверждение этого говорит: «Вот это правда, на днях у нас была наша дочка с Дьякова и рассказывала, сколько на трассе немецких автомашин подбитых валяется, и все это наши сшибают их, говорят, что Храмов, Яковлев, Свиридов стреляют и стреляют по машинам». Мы слушали, поддакивали, улыбаясь, перемаргиваемся с Беляковым. Нам такие разговоры очень нравятся. Беседа затянулась до 11 часов вечера. В 11 мы распрощались и пошли к себе в лагерь.

Из этой беседы мы сделали для себя выводы. Первое, насколько были правильны указания ЦК КПСС и Смоленского обкома партии о том, чтобы все руководящие районные работники оставались на временно оккупированной территории для организации и руководства борьбой с оккупантами. Второе, народ хочет и требует активней развертывать боевые действия против ненавистного врага, верит и надеется на своих районных руководителей, что если они здесь, то победа будет наша.

Мы знаем, что Храмова и Свиридова в районе нет. Яковлев далеко отсюда, и что дней 10 тому назад никто иной, как Беляков с группой партизан поздно вечером ходили к автомагистрали Москва-Минск, и хотя издали, за 700-800 метров, обстреливали идущие по автодороге немецкие автомашины. Кое-кто видел вооруженных людей в гражданской одежде, слышали выстрелы Белякова, работавшего до оккупации района заведующим дорожным отделом райисполкома, мало кто знает в районе. А Храмова П.А. – второго секретаря райкома партии, Яковлева А.Я. – председателя райисполкома, Свиридова – начальника РО НКВД знают почти все в районе. Неважно, кто действует сейчас. Вместо Храмова в немцев стреляет Беляков, вместо Свиридова его секретарь РО НКВД Тихонов и бывшие красноармейцы, оказавшиеся в окружении, теперь партизаны. Но главное – надо активней действовать с оружием в руках против немецко-фашистских захватчиков. И кто бы, где не выступал против немцев, все это относят районной парторганизации, коммунистам.

Глава 08

"Связные"

В начале декабря к нам стали поступать сведения от наших товарищей, направленных месяц тому назад в разные места района. Как и было согласовано, они должны сообщать нам обо всем сделанном ими на местах. Первым сообщил нам через связного тов. Иванов Н.И. Он писал, что в Сумароково организована им группа партизан. Группа состоит из местных товарищей. Врач Голубев Сергей Александрович, его сын Голубев Игорь Сергеевич, Зверев Петр Ильич – учитель, его сестра Зверева Татьяна Ильинична тоже учительница, агрономы: Кузьмин, Ананьева, Леонова, Щербаков Григорий Прохорович – председатель колхоза «Большевик» и другие. Кроме местных, в группе было 25 бойцов из окруженцев. Занимаются сбором оружия. Товарищ Иванов также сообщил, что в Михалёве создана партизанская группа отдельно от его группы. Возглавляет Михалевскую группу партизан наш советский офицер по фамилии Пахомов. В той группе состоят: Иванов – председатель Михалевского с/с, Захарова Люба – секретарь Михалевского с/с и несколько человек военных.

Крюков П.Д. вместе с Ивановой З.П. прислали нам уже два донесения с райцентра Издешково. У них были очень ловкие осторожные и бесстрашные разведчицы – родные сестры Таня и Ксения Ерофеевы. Обе комсомолки. Таня уже учительница, Ксения учащаяся средней школы. Ерофеева Таня доставила письменное донесение в Третьяково на квартиру Борисова В.Б. – председателя Енинского с/с, т.е. туда, куда и договорились с Крюковым. Второе донесение от Крюкова принесла Ерофеева Ксения в Богдановщину на квартиру Пахоменковой Анны Ивановны. Оба донесения были очень интересные. Несколько об их содержании. В первом донесении Крюков сообщает, что он в Издешково тогда прибыл, и нигде его не задержали. Жил один. Семья его, жена и двое детей в сентябре месяце эвакуировались в наш советский тыл. Немцам он не предъявлялся. Но недели через две его вызвали в комендатуру и там предложили ему организовать занятия в школах в Издешкове и районе только в начальных классах. Как он писал, с ним разговаривал по тому вопросу немец на русском языке, уже немолодой, одетый в форму, но не военную, а какую-то особую. Внешне он был вежлив с Крюковым. Он же предложил Крюкову составить программу занятий в школах и давал указания, как составить её. Интересно, как сообщил Прохор Данилович, в программе не должно быть слов Родина, Россия, не должны упоминаться Пушкин и Тургенев, Гоголь и Л.Н. Толстой, Некрасов и Чехов. Прохор Данилович обращался к нам, как ему поступить в связи со сложившимися обстоятельствами, и здесь же высказал свое мнение, что он не намерен что-то сделать по открытию школ и тем более писать такую программу. Он сообщил, что если будет угрожать ему опасность, он обратно придет к нам в отряд, и интересовался, где сейчас находится отряд.

Обсудив это донесение с Беляковым и другими коммунистами – Бодровым, Тихоновым, сейчас же составили ему ответ очень короткий. Организовывать занятия в школах не надо, а писать программу работы школ – это уже будет служба врагу. Сообщили, если опасно находиться в Издешкове, немедленно возвращайся в отряд. Это письмо отнесли на квартиру Пахоменковой А.И. в Богдановщину. Передавать такие письма в Третьяково Борисову уже было опасно. Через небольшое время после этого, письмо было вручено Ерофеевой Тане, а она передала его Крюкову.

Во втором донесении Крюков сообщил, что спустя с неделю после вызова его в немецкую комендатуру, его (Прохора Даниловича) позвали к главному бургомистру района Спиридонову Д.Ф.. Спиридонов Д.Ф. по специальности – медицинский фельдшер, работал от районной больнице фельдшером на торфоразработках, там же рядом с Издешковым. Спиридонов Д.Ф. жил в поселке Издешково в своем собственном доме. Его семья: жена (нигде не работала), одна дочь, в то время учащаяся в старших классах средней школы. Числа 3 или 4 октября 1941 г. Спиридонов со своей семьей на подводе выезжал из района в наш советский тыл. Но, наверно, не проехал или раздумал уезжать, вернулся в Издешково. И вот теперь Спиридонов – главный бургомистр Издешковского района.

Спиридонов беседует с Крюковым опять по вопросу об открытии школ. Говорит Крюкову, что население беспокоится, что дети не учатся. Кроме этого вопроса, как сообщает Прохор Данилович, Спиридонов спрашивает у него, известно ли что Крюкову о районных работниках. Крюков ответил, что ничего не знает, и ничего ни от кого не слышал о районных работниках. Тогда Спиридонов говорит, что есть сведения, что где-то за Городищем бывают партизаны, даже днем вооруженные ходят по деревням. Немецкое командование предъявило мне претензии, ему Спиридонову, что не наведен порядок в районе.

От Яковлева никаких сообщений не поступило. И мы тогда в декабре месяце не знали, как они дошли до Какушкинского леса и чем теперь занимаются.

Уткин Василий Семенович со Старосельского с/совета нам тоже ничего не сообщал. После нам стало известно, что Уткин В.С. погиб, но при каких обстоятельствах, нами точно не установлено. В Старом Селе его действительно видели, о чем сообщили нам местные жители, а как, что и где он девался, пока неизвестно.

Той, хотя и очень важной информацией, что мы получили в Издешкове от Крюкова и Ивановой, через сестер Ерофеевых, было для нас недостаточно. Ведь Крюков и Иванова не могли лично присутствовать на совещаниях, которые оккупационная немецкая администрация часто проводила с волостными старшинами и деревенскими старостами. Перед нами встал вопрос, как присутствовать нашим людям на таких совещаниях, проводимых в Издешкове. Для этого надо, чтобы наши люди были старостами и старшинами, чтобы они лично получали указания от немецких властей, а потом всё подробно передавали в отряд. Так выбор пал на Слесарева Егора Сафроновича и Антипова Егора Павловича.

В деревне Мишутино, где жил Слесарев Е.С., ещё в октябре немцами был поставлен старостой Иванов Игнат. Ему было свыше 60 лет, в прошлом зажиточный крестьянин, но совершенно неграмотный. Только этим он и не удовлетворял немецкую администрацию. С согласия Слесарева был написан протокол собрания жителей деревни Мишутино с вопросом об освобождении старосты Иванова Игната, как совершенно неграмотного и о назначении старостой деревни Слесарева Е.С.. В протоколе было указано, что на собрании присутствовал офицер немецкой армии. Фактически никакого собрания не было, протокол ложный. Это был риск, но другого метода мы не подобрали. Представить этот ложный протокол немецкой администрации поручено было самому Слесареву.

Перед тем как нести протокол в Издешково Слесарев объявил многим, и особенно враждебно настроенным против советской власти, что его вызывают зачем-то в район. Некоторые считали, что Слесарева вызывают потому, что он работал председателем колхоза, и там его арестуют. Жена Слесарева об этом протоколе ничего не знала, все это проводилось в тайне даже от семьи Слесарева. С протоколом Слесарев пошел в Издешково к бургомистру Спиридонову. Показал ему протокол. Спиридонов вызвал к себе своего заместителя по сельскому хозяйству Малеева. Малеев – бывший главный агроном райзо, Слесарева знал, как председателя колхоза, знал, что Слесарев беспартийный, и назначили его старостой деревни Мишутино вместо Иванова Игната. От такого удачного исхода, Сдесарев не только не растерялся, а попросил выдать ему удостоверение и письменное направление на должность старосты, чтобы предъявить Иванову Игнату, хотя тот и неграмотный. Ему выдали удостоверение и дали направление с указанием, что Иванов освобождается как неграмотный.

Оказывается, гражданская оккупационная администрация – Спиридонов и Малеев, были довольны, когда к ним приходили председатели колхозов с просьбой устроиться на службу к немцам. Было два случая, когда старостами работали коммунисты без санкции подпольного райкома партии. Это Васильев Иван в деревне Митюково Орешковского с/совета и Солнцев в деревне Перстенки Кашенского с /совета. Оба они уничтожены партизанами. Спиридонов и Малеев делали это с целью, чтобы поднять свой авторитет в народе. Вон, мол, не только они одни работают на немцев, но и другие, даже коммунисты.

Работать старостой Слесареву было очень трудно. Большая часть жителей деревни восприняли это как предательство. Говорили: «Надо же так, Слесарев при советской власти руководил и при немецкой тоже!». Но некоторые, кто был недоволен советской властью, подозревали Слесарева, что он наставлен старостой от партизан, потому его и оставили от призыва в Красную Армию. Но поскольку у Слесарева были на руках удостоверение и письменное направление, никуда не доносили о своих подозрениях, а внимательно присматривались к его делам.

По указанию немецких властей в деревнях проводились сборы продуктов, тёплых вещей для немецкой армии. Такие сборы проводил и Слесарев. Но собранные продукты: хлеб печеный, картофель и даже мясо, лично сам привозил в партизанский отряд, но не немцами. Кроме этого, Слесарев давал нам, командованию отряда, очень важные и интересные сведения. Старостой Слесарев проработал два месяца, начал в декабре 1941 года, январь и несколько дней февраля 1942 года. В феврале 1942 года всем жителям деревни стало ясно, что Слесарев работает от партизан, и вот-вот его бы арестовали. В первых числах февраля Слесарев семью перевез в деревню Сопотово, а сам пришел в партизанский отряд.

Удалось нам поставить старостой деревни Богдановщина своего человека Антипова Егора Павловича. Здесь было намного легче. Антипов Е.П.- комсомолец, до начала войны работал здесь же в Богдановщине счетоводом колхоза имени Ворошилова. В первые дни войны председателя колхоза призвали в Армию. Председателем колхоза с июля 1941 года стал работать Антипов Е.П., ему было тогда лет 22-23. В Армию его не брали, он был хром на одну ногу, инвалид. Еще при формировании партизанского отряда в июле-августе месяцах Антипов был зачислен в отряд. В конце октября, начале ноября он был с нами в лесу. Но хромому было трудновато у нас в отряде, и командование отряда с его согласия направило его опять в Богдановщину для связи партизанского отряда с населением, у него была наша явочная квартира.

Старостой в Богдановщине немцами был поставлен Фотеев Игнат. Тоже, как и Иванов Игнат в Мишутине, уже старый человек из зажиточных крестьян, но в отличие от Иванова, Фотеев был пассивен к немцам. Ом никогда не выезжал в Издешково по вызову немецких властей. Всему населению говорил, что не хочет и не будет работать старостой. Здесь был предпринят другой метод, чтобы поставить старостой Антипова Е.П..

В Богдановщине жил Андреев Николай Васильевич – директор Богдановщинской HCШ, беспартийный. Андреев, как и Антипов, несколько дней был у нac в отряде в лесу. Грамотный, преданный нашей Родине, Андреев уверен был в нашей победе над врагом. Но он был не военным, даже винтовку не любил. Командование отряда решило использовать таких людей в других местах, не менее опасных, чем непосредственно в партизанском отряде. Андреева Н.В., как и Антипова и некоторых других товарищей, командование отряда направило в деревню Богдановщина, чтобы он жил вместе со своей семьей легально и проводил работу, направленную к нашей общей цели – делу разгрома врага. Андрееву было поручено использовать настроение Фотеева Игната, поставить старостой деревни Богдановщина Антипова Е.П.. Андреев блестяще выполнил это задание. Он вечерами часто стал ходить на квартиру к Фотееву. Внимательно выслушивал его жалобы, нежелание работать старостой, соглашался с ним в этом и дал предложение Фотееву провести собрание жителей деревни и на собрании поставить вопрос об избрании другого старосты. Фотеев был рад такому предложению. Собрал собрание всех жителей! На собрание население шло охотно в ожидании чего-то нового. На собрании сказал: «Работать старостой больше не могу, болею, назначайте другого старосту». Присутствующие на собрании растерялись. Как же так, без немцев назначать старосту, а примут ли немцы? Тогда Андреев, присутствующий на собрании, поддержал Фотеева и внес предложение назначить старостой деревни молодого человека и конкретно Антипова. Антипов об этом знал от командования отряда. Все с удовольствием согласились с предложением Андреева, но сомневались, признают ли немцы их кандидатуру. Антипов, как и Слесарев, протокол повез сам в Издешково. Но он предъявился не Спиридонову, а его заместителю Малееву, и им был утвержден старостой деревни Богдановщина. Несмотря на инвалидность, Антипов был очень подвижный, находчивый и опытный разведчик. Он очень много помогал нашему отряду продуктами и ценной информацией.

После такой, сравнительно успешной операции с постановкой своих товарищей старостами, возникла мысль иметь своего человека на службе у немцев и волостным старшиной. Нового административно-территориального деления на волости в Издешковском районе немцы не делали. Волостью называли с/совет с его прежней территорией. Уже в то время во многих,. но ещё не во всех с/советах, были назначены волостные старшины. В Богдановщинском с/совете волостного старшины тогда не было. Это с/совет, где больше, чем в других местах района населенные пункты посещали партизаны. Население с/совета знало, что где-то близко находится партизанский отряд. Это несколько настораживало население – работать на немцев, как бы там чего не вышло. И кому бы власти не предлагали работать волостным старшиной, все отказывались.

Первое время мы намеревались поставить волостным старшиной в Третьякове Борисова Василия Борисовича – председателя Енинского с/совета. С ним об этом ни один раз говорили. Но обстоятельства в Третьякове, где жил Борисов с семьей, сложились так, что не только было опасно, но и невозможно поставить Борисова старшиной. Тогда предложили Кириллову Ф.Л. устроить его старшиной Богдановщинской волости, где было вакантное место. Кириллов Федор Ларионович, молодой человек, ещё холостой, член КПСС, до начала войны работал председателем Богдановщинского сельпо. С первых дней войны был призван в Красную Армию. В октябре 1941 года, оказавшись в окружении, Кириллов пришел домой в деревню Нарвиново Богдановщинского с/совета. Дома жил легально. Услышав о партизанах, стал похаживать в лес, чтобы напасть на след партизанского отряда. Чтобы скрыть это от населения деревни, его родители, да и сам Кириллов говорили соседям, что наш Федя ходит к немцам, хочет устроиться куда-нибудь на работу. Так было сказано и старосте деревни Нарвиново Лазареву. В 20-х числах ноября 1941 года Андреев Н.В. привел Кириллова к нам в лагерь отряда. С того времени Кириллов находился в отряде. Но ходил домой в Нарвиново за продуктами. Дома дневал, встречался с некоторыми людьми, чтобы узнать новости. А ночью с продуктами уходил в отряд. Население Нарвинова и других деревень не подозревало о связи Кириллова с партизанами.

Кириллов – боевой и смелый воин. Он, хорошо владея боевым оружием, и уже один раз с группой партизан ходил на боевую операцию на автомагистраль Москва-Минск. На этой операции проявил себя решительным и находчивым партизаном. Так что Кириллов нужен был в отряде. Но сложившиеся обстоятельства создали возможность только Кириллову, и никому другому, утвердиться в Богдановщине волостным старшиной. Кириллов долго не соглашался пойти старшиной. Но, убедившись, что бороться с таким коварным врагом надо не только с оружием в руках, хотя это главное, но и находясь на службе у врага, можно и надо способствовать скорейшему его разгрому.

С Кирилловым было согласовано, что он пойдет в Издешково к бургомистру Спиридонову, но сначала зайдет к Малееву. Малеев был самым умеренным из всех чиновников оккупационной немецкой администрации. Расскажет, что он был в Советской Армии, остался в окружении и теперь намерен служить немцам и работать старшиной Богдановщинской волости. Какой разговор там состоялся, я не знаю, но Кириллов рассказывал нам, что примерно так объяснялся бургомистру и его заместителю. Кириллова назначили старшиной Богдановщинской волости. От Кириллова командование отряда очень много знало и о планах, и замыслах немецких властей. Он предупреждал отряд об опасностях, тогда командование меняло место расположения партизанского отряда, и отряд был неуловим.

В средине декабря Антипов (Богдановщинский староста) сообщил мне радостную и горькую весть. Он мне сказал, что недавно, вместе с Кирилловым ездили в Издешково на совещание и там встретились с моей женой. Тот раз жена с Издешкова заходила в Богдановщину, была у него на квартире, ночевала на нашей явочной квартире у Митиной Марии, также передал, как ему говорила жена, что вернулись из-под Вязьмы и теперь живут в своей деревне Клинково, дети все живы.

Эта весть ошеломляюще подействовала на меня. Я был уверен и спокоен, что моя семья находится сейчас где-нибудь далеко в нашем Советском тылу, а вот тебе, она здесь. Что с ней? Как быть дальше?

Я советуюсь с Беляковым и решаю сходить к семье в Клинково. Деревня Клинково Казулинского с/совета находится на самой северной точке Издешковского района и граничит с Холм-Жирковским районом. Деревня эта от Богдановщины – 15 километров, мы находимся километра 4 северо-восточнее Богдановщины. Значит, надо пройти километров 18. Но когда лучше идти – ночью или днем? Снега уже много 15-20 сантиметров, дороги занесены снегом, езды из деревни в деревню нет. Ночью, по полям, на такое расстояние идти почти невозможно. Решаем идти днем. Но как идти – большой группой или вдвоем? Какое брать оружие? Решаем идти вдвоем с Козыревым Василием – это смелый разведчик. Винтовок не берем, только пистолеты и по две гранаты в карманах.

19 декабря рано утром вышли из лагеря в путь. До Клинкова дошли только к вечеру без особых приключений. Где шли по дороге через даревни, где деревни обходили и шли полями уже по глубокому снегу.

Вот и Клинково. На всякий случай зашли с огорода. Вот он мой родной дом, где я родился и вырос. А сейчас я не могу без опасности за свою жизнь не только в нем постоянно жить, но и переночевать одну ночь. В окна видно, в избе бегают дети, а их у меня пятеро. Первая дочь 1927 года рождения, самый маленький и последний – 1938 года. Через каждые два года в мае нарождался ребенок. Ох, всё это не ко времени и не по моде.

Вот и встреча. Нет, она неописуема. Успокоившись, смотрю на своих детей, на эти жалкие беззащитные существа. Худенькие, истощенные, но веселые и радостные от встречи с отцом. А сколько рассказов, хором и наперебой по одному рассказывают, как они ехали из-под Вязьмы.

На подводе 100 с лишком километров, везде трупы убитых наших солдат и гражданских, соскакивали с подводы и бежали смотреть, не папа ли наш убит. Встреча принесла детям много радостей, хотя отец не принес им никакого гостинца. Я показываю им свой пистолет, гранаты, запалы к ним, больше ничего я не мог им принести. Стараюсь быть веселым, радостным, но мысли суровые, гнетущие. Что ждет этих маленьких ни в чем ещё невинных крошек? Останутся ли они живы до нашей победы? Сейчас они об этом не думают, они рады, что мать и отец с ними. А сколько уже погибло наших советских детей, таких же милых и прекрасных. Не сотни, а тысячи. При этой мысли ещё больше овладевает жгучая ненависть к врагу. Да, сейчас главное в спасении наших детей – это самоотвержение, презирая смерть, бороться с заклятым врагом, мстить и мстить врагам за их злодеяние.

4-го октября 1941 года в Издешкове, в парткабинете батальонный комиссар делал доклад для узкого партийно-советского актива «О текущем моменте». В тот же день 4 октября из Казулина нам в райком партии сообщили, что немцы захватили Холм-Жирковский. На этот вопрос комиссар ответил: «Без паники, товарищи, паникёрство ни к чему, немцы наступают, но у нас хватит сил отбить их атаки». Но 5-го октября днем всё же решили отправить из Издешкова в наш тыл семьи советско-партийных работников. В товарные вагоны погрузились более 25-ти семей, в том числе и моя семья.

Поезд пошел в сторону Вязьмы только вечером. Рано утром 6-го был в Вязьме. Пошел дальше. Из Вязьмы поезда пошли по обоим путям – Московскому и Минскому. Но, пройдя 11 километров в сторону Гжатска, поезда были остановлены. На перекрестие железной дороги с автомагистралью Москва-Минск уже были немцы, они разобрали несколько метров железнодорожного пути. Здесь скопилось большое количество эшелонов.

Кроме беженцев в других вагонах ехали наши военные. Началась перестрелка с немцами. Беженцы выскакивали из загонов, ничего не захватив из своих вещей, укрывались в кустах. Много погибло там наших солдат, были убитые и немцы. В средине дня 6-го октября немцы оцепили вагоны и никого не допускали не только в вагоны, но и близко к вагонам. Так беженцы без своих вещей пошли в деревню Гурки, расположенную рядом с железной дорогой. В деревне было много свободных домов жителей, уехавших в тыл нашей страны. Беженцев разместили по 20-30 человек в таких домах. Но хуже того, уже дней через десять, староста деревни, обращаясь к беженцам, говорит: «Среди вас есть нехорошие люди. Немцам стало известно, что здесь есть семья руководящих партийных и советских работников. Известно, что среди вас есть какая-то Клименкова и другие». Тогда жена решает уехать из Гурок. А куда? В Клинково, а из Клинкова в случае чего, к своим родственникам в Холм-Жирковский район.

Клинково от Издешкова – 30 километров, там свой дом, хотя в доме жила жена моего брата с двумя детьми. Брат находился в Красной Армии. Приехавши, жена обратилась к старосте деревни Максимову с просьбой выдать сколько-нибудь зерна. Максимов ответил, что немцы ему приказали семьям коммунистов и евреев ничего не давать и посоветовал поехать лично самой в Издешково к бургомистру Спиридонову просить хлеба. Сам он боится дать хлеба, вдруг кто докажет немцам.

Выезжая в Издешково на совещание старост, Максимов сказал моей жене поехать с ним к бургомистру, просить разрешения дать ей хлеба. Жена поехала. Приехав в Издешково, она зашла к знакомой Масленкиной Дарье. Рассказала ей, зачем приехала в Издешково. Масленкина говорит: «Что ты надумала, тебя арестуют и расстреляют, твоего хозяина и тебя ищут».

Тогда жена решает уходить скорей из Издешкова и, не ожидая Максимова, идти пешком. Вышла от Масленкиной и направилась уходить быстрее домой, а в это время ехали тоже на совещание Антипов с Кирилловым. Антипов узнал жену, остановил лошадь, подходит к ней и спрашивает: «Вы Клименкова?». Клименкова перепугалась так, что и говорить не может, но все же ответила: «Нет, нет, вы ошиблись». Антипов видит, что женщина перепугалась насмерть, и говорит: «Не бойтесь, мы свои, из Богдановщины, Клименков у нас часто бывает. Сейчас идите туда в Богдановщину ко мне на квартиру и ни у кого ничего не спрашивайте». Рассказал ей, как найти его дом. С испуга, то от сообщения Масленкиной, а потом от Антипова, жена бежала и не думала заходить в Богдановщину. Это почти на пути в Клинково. Потом подумала, если бы эти двое на лошади хотели меня арестовать, зачем бы они рекомендовали мне зайти в Богдановщину? Так тот раз и зашла к Антипову, а через два дня Антипов об этом передал мне.

Днем 20 декабря я решил зайти к старосте Максимову. Пошел один. Козырев остался в доме, где моя семья. У Максимова сидело двое наших деревенских. Моему появлению Максимов не придал особого значения, оставался равнодушным, как будто ничего не произошло. Даже заметны его надменность и довольство. Присутствующие здесь люди расспрашивают меня о многом, сами рассказывают, Максимов делает вид, что он не обращает ни на кого и ни на что никакого внимания. Мне уже приходилось встречаться более чем с десятью старостами других деревень в Богдановщинском, Енинском, Сережанском с/советах. При встречах старосты терялись, не могли скрывать своего испуга и чувств неловкости за то, что служили немцам, холопски смотрели на меня, оправдывались за свои проступки. Правда, я тогда был не в таком виде, как сегодня. Был вооружен и вдвоем или втроём со своими товарищами. Сегодня я пришел как побежденный, и Максимов знал, зачем я пришел к нему. В деревне жила моя семья без хлеба и других продуктов. Максимов ожидал, чтобы я в присутствии других низко ему покланялся, раскаялся бы перед ним и похвалил его, что он служит немцам. Ох, если бы не семья, я бы спесь с тебя сбил и ты залепетал бы передо мной, но сейчас надо выдержка. Семью надо спасать. Просидев у Максимова более часа, так и не дождался, чтобы поговорить с ним один на один. Спустя несколько дней после этого, Максимов лично сам привез семье мешок ржаной муки. Мельница в колхозе была своя.

В тот же день вечером, распрощавшись с семьёй, мы с Козыревым ушли из Клинкова. Поскольку деревня Клинково недалеко от Орешковского с/совета, воспользовавшись такой «командировкой», решаем узнать что с Автономовым – председателем Орешковского с/совета. Ведь он был зачислен в партизанский отряд и тогда, 4 октября, Храмов отпустил его на время домой, а теперь от него никаких сообщений нет. Сам Автономов из деревни Васильевщина. Там постоянно жила его семья. В Васильевщину мы не пошли, а пошли в деревню Протасово Орешковского с/совета к моей, хотя и далекой, родственнице Глебовой Марии Никоновне. Эта деревня 8 километров от Клинково, в 10 часов вечера мы были у Глебовой. Глебова со дня оккупации ничего не знала и не слышала об Автономове и нам о нём ничего не могла сказать.

Переночевав у Глебовой, мы всё же решили побывать в Васильевщине. Деревня эта от Протасова километров 5. Идти туда надо через Федино, а в деревне Федино много немцев. Чтобы не случилось чего неприятного при встрече с немцами, мы рано утром пошли в обход деревни Федино.

Пришли в деревню Митюково Орешковского с/совета. По прямой Митюково километров 8 от Протасова. Мы обошли Федино и Васильевщину и в Митюково зашли с противоположной стороны. В Митюково колхоз «Красный Пахарь», председателем колхоза работал коммунист Васильев Иван Васильевич. В армию он не призывался по зрению. Вот мы к нему и держали путь. Придя в деревню, спросили старосту. Нам сказали, что у нас Васильев Иван и председателем колхоза, и старостой. Мы пришли к Васильеву в дом, Васильев сразу узнал меня и обрадовался встрече. Но, когда я спросил: «Ну, как дела, староста?» Он растерялся, и ему было неудобно. Но разговор начали об Автономове. Васильев сказал, что Автономов живет в Васильевщине с семьёй, иногда ему приходится прятаться у соседей, несколько дней был у меня. Ага, если так, то с Васильевым можно несколько пооткровенничать. Спрашиваю, можно организовать встречу с Автономовым в Митюкове? Да, сейчас пошлю за ним. И попросил, чтобы с его посыльным пошел Козырев, а, то, как бы посыльный не зашел в Федино к немцам сообщить, что у Васильева «гости». Пока посыльный с Козыревым ходили за Автономовым, я разговаривал с Васильевым. Вот что он мне тогда рассказал: «Когда, в начале октября, немецкие войска пришли, то после того больше месяца немцев в Митюкове не было. И уже в ноябре с Федино пришли в Митюково немцы и спрашивали старосту, жители указали меня. Я испугался признаться, что я не староста, а председатель колхоза. Так с того времени стал старостой».

Вот и Автономов прибыл вместе с Козыревым. При встречи он сильно расчувствовался, у него слезы. Немного успокоившись, он первым стал расспрашивать про всех и каждого из районных работников. При Васильеве и Козыреве рассказывать неудобно, мы с Автономовым вышли на улицу. Рассказав ему об отряде, о районных работниках, в первую очередь я спросил у Автономова о Васильеве, у кого мы находимся. Автономов положительно отозвался о Васильеве. Подтвердил, что он часто бывает у Васильева и часто ночует у него. Тогда перешли к разговору, как лучше для Автономова и для общего дела, пойти ему с нами в отряд или можно организовать группу здесь на месте. Автономов согласен идти с нами в отряд, но и рассказал, что он уже разговаривал с Алимовым, одним из окруженцев, об организации партизанского отряда здесь из местных окруженцев.

– Кто такой Алимов? – спрашиваю у него.

– Это наш военный, офицер притом. Живет почти нелегально у Гуляевой Анны там, в Федине, но её дом еще на хуторе, и мало кто знает, что он у нее живет. Гуляева Анна – жена коммуниста Гуляева Ивана – счетовода колхоза «Боец», сам Гуляев в Красной Армии. До нас доходят слухи, что там где-то за Богдановщиной в тех лесах есть партизанский отряд, и мы с Алимовым все собирались пойти туда в разведку, и предполагал, что наши ребята там, – говорит Автономов.

– Ладно, пока вы собирались к нам, а я вот уже у вас. Сможете вы с Алимовым организовать партизанский отряд здесь и руководить боевыми действиями?

Автономов не совсем уверенно, но ответил:

– Попробуем. Если не выйдет, придем к вам. Алимов тоже, как и я, хотел встретиться с секретарем райкома партии. Я ему говорил о Храмове и о тебе.

– Вот и хорошо. Как сообщить, чтобы Алимов прибыл сюда в Митюково?

– Это можно, – Автономов пошел за Алимовым, я пошел в избу к Васильеву.

Васильев накормил нас с Козыревым сытным обедом. Давно, давно мы так хорошо не кушали. Через часа полтора приходят Автономов с Алимовым.. Алимов Николай Васильевич, лет тридцати, беспартийный, выше среднего роста, красивый, белокурый. В Армии служил автомехаником, военное звание – лейтенант. В разговоре самоуверенный и с гонором. Автономов рассказал ему о целях моего прихода. Мы и начали разговор об организации здесь, на территории Орешковского и Казулинского с/советов, партизанского отряда. Чувствуется, что Алимов не из таких, чтобы быть вторым лицом после Автономова, в будущем отряде. Тогда я от имени бюро подпольного райкома партии поручаю Алимову и Автономову организовать партизанский отряд и начать боевые действия. Объект для боевых действий здесь очень хороший. По территории Орешковского и Казулинского с/советов проходит старый, в последнее время, запущенный большак от железнодорожной станции Дурово через Николо-Погорелое, Федино, Харино и дальше на Холм-Жирковский до города Белого. Он и назывался когда-то Бельский большак. Теперь по нему большое движение немцев. Командиром отряда назначаю Алимова. Автономов его помощник по политчасти. И здесь же, как бы шутя, но и серьезно говорю: «А Васильев будет помощником по хозяйственной части, главным образом, по обеспечению питанием партизан. Пусть искупает свою вину, что работает старостой. Алимов и Автономов довольны. Васильев воспринял мое поручение как серьезное, но непосильное для него.

С Митюкова мы пошли вчетвером до Васильевщины. В пути договорились, что связной от нас будет являться к Васильеву. Алимов и Автономов согласились. Они пошли в Васильевщину, а мы с Козыревым в обход Федина. Деревню Протасово миновали, через Орешково и в Мишутино к Слесареву. К нему пришли часов в 10 вечера. У Слесарева переночевали и рано утром 22 декабря пошли к себе в лагерь. Часов в 11 дня уже были дома. Так в походе пробыли более трех суток.

Декабрь месяц 1941-м году был особенно холодным и снежным, а к концу декабря морозы доходили до 25 и более градусов. У нас в лагере были вырыты землянки, но все равно в них холодно. Командование отряда пыталось разместиться в какой-нибудь деревне, чтобы партизанам находиться в жилых помещениях. И такой деревней было облюбовано Юфаново Богдановщинского с/совета. С трех сторон: западной, северной и восточной к этой деревне подступал лес, тот, где мы находились, и на близкое расстояние – 500-600 метров. Но население деревни было против. Говорили, немцы узнают, что у нас партизаны, нападут. Вы уйдете в лес, а нас всех расстреляют и деревню сожгут, как уже было с деревней Максимово и её жителями.

Конечно, все это так могло быть. Легально находиться в каком-то одном месте партизанскому отряду было нельзя. По приходу из Клинкова и Орешковского с/совета мы с Беляковым и с нами еще 10 человек днем пошли в Юфаново, чтобы договориться пожить всему отряду хоть неделю, дней 10, вдоволь погреться на русской печи. Как и всегда, подходя к деревне, тем более днем, издали смотрели, что там делается. Так и на этот раз, придя на опушку леса с северной стороны деревни, посмотрели в бинокль – как раз все видно вдоль улицы. На улице два всадника верхом на лошадях, немцы в их военной форме. Перед ними женщина, наверное, о чем-то разговаривает. Чтобы оказаться незамеченными, ребята отошли в глубь леса, мы с Беляковым наблюдаем. 11 часов дня. Немцы едут по улице в нашу сторону, миновали крайние дома. Не в лес же они едут, значит, они поедут по дороге в деревню Макарово Старосельского с/совета. Это километра 3 и почти всё лесом. Зачем они здесь? Куда их путь? А нет ли в деревне в домах, кроме этих, ещё немцев? Всё это не ясно. Живыми их не взять, видно на шеях висят автоматы. Беляков говорит, бежим быстрее вглубь леса, стрелять будем. Мы все бежим параллельно дороге с Юфанова на Макарово. Снег глубокий, упарились больше, чем на русской печке. Пробежав метров 200-250, залегли в снегу. Видим, едут по дороге, да так спокойно, о чем-то говорят по-немецки. Ну, а если они кого из нас заметят и первыми откроют стрельбу, жертвы с нашей стороны неминуемы. Вот почти напротив нас. Огонь! Залп в 12 выстрелов. Лошади поднялись на дыбы, ранены. Немцы свалились в снег. Лошади ходят кругом, немцы лежат. Еще несколько выстрелов по немцам. Не шевелятся. Идем на дорогу. Два молодых офицера убиты. Двух ребят посылаем по этой дороге на опушку леса смотреть, не идут ли на выстрелы немцы с Юфанова.

Все тихо. Какой удачный выход. Первые трофеи – два автомата, два пистолета в кобурах, два бинокля, зажигалки, авторучки, фотокарточки, их документы. Но куда и зачем они ехали и откуда выехали, ничего при них не оказалось. Лошади нам пригодились на мясо. Трупы отнесли поглубже в лес, закопали в землю. Все следы и кровавые пятка на снегу замаскировали.

Идти в Юфаново и даже послать туда в разведку не решались. Может, там выстрелы и слышали, но пускай не знают, кто стрелял. Вторую половину дня и на завтра никто из лагеря никуда не ходил, кроме дозорных, выставленных на опушку леса. Все были наготове, а вдруг немцы будут прочесывать лес? Но никого, только усиливаются морозы. С нетерпением ждем сообщений от Антипова, Кириллова, Слесарева. Но ни от кого ничего нет. Или много там у них немцев, что нельзя послать к нам нарочного, или все хорошо. Вечером посылаем своих разведчиков в Богдановщину, Плоховскую, Юфаново, Макарово. В Плоховскую попросился пойти Фотьев В.Ф. -это шофер райкома партии.

В деревне Плоховской жила его своякиня – сестра жены Фотьева. Семья Фотьева еще в июле выехала в Сибирь к своим родственникам. В Плоховскую Фотьев ходил и до этого, и не только в разведку, а за продуктами к своякине. Продукты приносил для себя и с другими делился. Исход на этот раз был очень печальным. Фотьев заночевал у своякини. Рано утром не ушел оттуда, задержался. А в 8 часов утра в деревню прибыло много немцев. Фотьеву надо было бы спрятаться на чердаке или даже на русской печи. В последнее время полицейские научили немцев и в этих местах искать партизан, то есть на чердаках и печках. Но Фотьев, наверно, не хотел подводить своякиню, пытался уйти из деревни огородами. Немцы заметили, задержали его, угнали в Издешково и через три дня расстреляли.

В тот же день много немцев прибыло в Третьяково и другие деревни. Все это в поисках следов и установления причин невозвращения двух офицеров.

В Третьякове тот раз в селе расстреляли Борисова В.Б. – председателя Енинского с/совета [4], у него была наша явочная квартира. В это время с донесением от Крюкова с Издешкова в Третьяково к Борисову приходила связная разведчица Ерофеева Таня, но, поняв обстановку, она быстро ушла обратно в Издешково.

Так, за двух немецких офицеров не стало двух наших товарищей. Но это не приостановило наших боевых действий против оккупантов. Наоборот, боевые выступления партизанского отряда против немцев активизировались. В самом конце декабря к нам прибыл с донесением сам Иванов Никита Иванович. Он пришел с двумя своими охранниками, называл он их по имени Женей и Митей – военные из окруженцев. У Иванова на поясном ремне и в кобуре немецкий трофейный пистолет парабеллум. У Жени и Мити наши отечественные автоматы. Радостно встречать таких товарищей. В их группе человек 40 боевых ребят из местных и окруженцев. Иванов отрастил себе бороду. Внешне выглядит грозным бородатым партизаном, как рисуют на картинках. Но не только внешне. Иванова группа в то время имела на своем счету около 15 убитых немцев, уничтожили волостного старшину Буйлова. В лесу, как мы, они не ночуют, больше находятся в деревнях Аксентьево, Ольхово, Шадое и Спорное. Переговорив с Ивановым о дальнейших задачах его группы и в целом всего партизанского отряда, мы с Беляковым посоветовали ему разведать, изучить и попытаться разгромить немецкий гарнизон в Харине. Он попросил направить в его группу коммуниста Тихонова А.Т. для проведения политической работы в группе. Эта просьба выполнена. Тихонов Алексей Тихонович – секретарь РО НКВД, тот же раз пошел с Ивановым в качестве политрука группы. Иванов у нас не ночевал. Отведав партизанского супа с конским мясом и котлет из такого же мяса, они под вечер пошли, теперь вчетвером, в Сумароково.